Белый клык

He saw the law operating around him on every side.	Действие этого закона волчонок видел повсюду.
He had eaten the ptarmigan chicks.	Он съел птенцов куропатки.
The hawk had eaten the ptarmigan-mother. The hawk would also have eaten him.	Ястреб съел их мать и хотел съесть самого волчонка.
Later, when he had grown more formidable, he wanted to eat the hawk.	Позднее, когда волчонок подрос, ему захотелось съесть ястреба.
He had eaten the lynx kitten.	Он съел маленькую рысь.
The lynx-mother would have eaten him had she not herself been killed and eaten.	Мать-рысь съела бы волчонка, если бы сама не была убита и съедена.
And so it went.	Так оно и шло.
The law was being lived about him by all live things, and he himself was part and parcel of the law.	Все живое вокруг волчонка жило согласно этому закону, крохотной частицей которого являлся и он сам.
He was a killer.	Он был хищником.
His only food was meat, live meat, that ran away swiftly before him, or flew into the air, or climbed trees, or hid in the ground, or faced him and fought with him, or turned the tables and ran after him.	Он питался только мясом, живым мясом, которое убегало от него, взлетало на воздух, карабкалось по деревьям, пряталось под землю или вступало с ним в бой, а иногда и обращало его в бегство.
Had the cub thought in man-fashion, he might have epitomised life as a voracious appetite and the world as a place wherein ranged a multitude of appetites, pursuing and being pursued, hunting and being hunted, eating and being eaten, all in blindness and confusion, with violence and disorder, a chaos of gluttony and slaughter, ruled over by chance, merciless, planless, endless.	Если бы волчонок умел мыслить, как человек, он, возможно, пришел бы к выводу, что жизнь -это неутомимая жажда насыщения, а мир -арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
But the cub did not think in man-fashion. He did not look at things with wide vision.	Но волчонок не умел мыслить, как человек, и не обладал способностью к обобщениям.
He was single-purposed, and entertained but one thought or desire at a time.	Поставив себе какую-нибудь одну цель, он только о ней и думал, только ее одной и добивался.
Besides the law of meat, there were a myriad other and lesser laws for him to learn and obey.	Кроме закона добычи, в жизни волчонка было множество других, менее важных законов, которые все же следовало изучить и, изучив, повиноваться им.
The world was filled with surprise.	Мир был полон неожиданностей.
The stir of the life that was in him, the play of his muscles, was an unending happiness.	Жизнь, играющая в волчонке, силы, управляющие его телом, служили ему неиссякаемым источником счастья.
To run down meat was to experience thrills and elations.	Погоня за добычей заставляла его дрожать от наслаждения.
His rages and battles were pleasures.	Ярость и битвы приносили с собой одно удовольствие.