Белый клык

Once, lying awake, he heard a strange sound in the white wall.	Проснувшись однажды, он услышал у белой стены непривычные звуки.
He did not know that it was a wolverine, standing outside, all a-trembling with its own daring, and cautiously scenting out the contents of the cave.	Он не знал, что это была росомаха, которая остановилась у входа в пещеру и, трепеща от собственной дерзости, осторожно принюхивалась к идущим оттуда запахам.
The cub knew only that the sniff was strange, a something unclassified, therefore unknown and terrible-for the unknown was one of the chief elements that went into the making of fear.	Волчонок понимал только одно: звуки были непривычные, странные, а значит, неизвестные и страшные, -- ведь неизвестное было одним из основных элементов, из которых складывался страх.
The hair bristled upon the grey cub's back, but it bristled silently.	Шерсть на спине у волчонка встала дыбом, но он молчал.
How was he to know that this thing that sniffed was a thing at which to bristle?	Почему он догадался, что в ответ на эти звуки надо ощетиниться?
It was not born of any knowledge of his, yet it was the visible expression of the fear that was in him, and for which, in his own life, there was no accounting.	У него не было такого опыта в прошлом, -- и все же так проявлялся в нем страх, которому нельзя было найти объяснения в прожитой жизни.
But fear was accompanied by another instinct-that of concealment.	Но страх сопровождался еще одним инстинктивным желанием -- желанием притаиться, спрятаться.
The cub was in a frenzy of terror, yet he lay without movement or sound, frozen, petrified into immobility, to all appearances dead.	Волчонка охватил ужас, но он лежал без звука, без движения, застыв, окаменев, -- лежал, как мертвый.
His mother, coming home, growled as she smelt the wolverine's track, and bounded into the cave and licked and nozzled him with undue vehemence of affection.	Вернувшись домой и учуяв следы росомахи, его мать зарычала, бросилась в пещеру и с необычной для нее нежностью принялась лизать и ласкать волчонка.
And the cub felt that somehow he had escaped a great hurt.	И волчонок понял, что ему удалось избежать сильной боли.
But there were other forces at work in the cub, the greatest of which was growth.	Но в нем действовали и другие силы, главной из которых был рост.
Instinct and law demanded of him obedience. But growth demanded disobedience.	Инстинкт и закон требовали от него повиновения, а рост требовал неповиновения.
His mother and fear impelled him to keep away from the white wall. Growth is life, and life is for ever destined to make for light. So there was no damming up the tide of life that was rising within him-rising with every mouthful of meat he swallowed, with every breath he drew.	Мать и страх заставляли держаться подальше от белой стены, но рост есть жизнь, а жизни положено вечно тянуться к свету, -- и никакими преградами нельзя было остановить волну жизни, поднимавшейся в нем, поднимавшейся с каждым съеденным куском мяса, с каждым глотком воздуха.
In the end, one day, fear and obedience were swept away by the rush of life, and the cub straddled and sprawled toward the entrance.	И наконец страх и послушание были отброшены в сторону напором жизни, и в один прекрасный день волчонок неверными, робкими шагами направился к выходу из пещеры.