Читаем Белый клык полностью

The life of his body, and of every fibre of his body, the life that was the very substance of his body and that was apart from his own personal life, had yearned toward this light and urged his body toward it in the same way that the cunning chemistry of a plant urges it toward the sun.Жизнь его тела, каждой клеточки его тела, жизнь, составляющая самую его сущность и действующая помимо его воли, рвалась к этому свету, влекла его к нему, так же как сложный химический состав растения заставляет его поворачиваться к солнцу.
Always, in the beginning, before his conscious life dawned, he had crawled toward the mouth of the cave.Еще задолго до того, как в волчонке забрезжило сознание, он то и дело подползал к выходу из пещеры.
And in this his brothers and sisters were one with him.Сестры и братья не отставали от него.
Never, in that period, did any of them crawl toward the dark corners of the back-wall.И в эту пору их жизни никто из них не забирался в темные углы у задней стены.
The light drew them as if they were plants; the chemistry of the life that composed them demanded the light as a necessity of being; and their little puppet-bodies crawled blindly and chemically, like the tendrils of a vine.Свет привлекал их к себе, как будто они были растениями; химический процесс, называющийся жизнью, требовал света; свет был необходимым условием их существования, и крохотные щенячьи тельца тянулись к нему, точно усики виноградной лозы, не размышляя, повинуясь только инстинкту.
Later on, when each developed individuality and became personally conscious of impulsions and desires, the attraction of the light increased.Позднее, когда в каждом из них начала проявляться индивидуальность, когда у каждого появились желания и сознательные побуждения, тяга к свету только усилилась.
They were always crawling and sprawling toward it, and being driven back from it by their mother.Они непрестанно ползли и тянулись к нему, и матери приходилось то и дело загонять их обратно.
It was in this way that the grey cub learned other attributes of his mother than the soft, soothing, tongue.Вот тут-то волчонок узнал и другие особенности своей матери, помимо ее мягкого, ласкающего языка.
In his insistent crawling toward the light, he discovered in her a nose that with a sharp nudge administered rebuke, and later, a paw, that crushed him down and rolled him over and over with swift, calculating stroke.Настойчиво порываясь к свету, он убедился, что у матери есть нос, которым она в наказание может отбросить его назад; затем он узнал и лапу, умевшую примять его к земле и быстрым, точно рассчитанным движением перекатить в угол.
Thus he learned hurt; and on top of it he learned to avoid hurt, first, by not incurring the risk of it; and second, when he had incurred the risk, by dodging and by retreating.Так он впервые испытал боль и стал избегать ее, сначала просто не подвергая себя такому риску, а потом научившись увертываться и удирать от наказания.
These were conscious actions, and were the results of his first generalisations upon the world.Это уже были сознательные поступки -результат появившейся способности обобщать явления мира.
Before that he had recoiled automatically from hurt, as he had crawled automatically toward the light. After that he recoiled from hurt because he knew that it was hurt.До сих пор он увертывался от боли бессознательно, так же бессознательно, как и лез к свету Но теперь он увертывался от нее потому, что знал, что такое боль.
He was a fierce little cub.Он был очень свирепым волчонком.
Перейти на страницу:

Все книги серии Параллельный перевод

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки