Белые зубы

САЙДА: преклонение. При сайде пальцы должны быть сжаты и указывать в направлении киблы по линии ушей, а голова зажата между рук. Если ты кладешь лоб на что-то чистое: на камень, землю, дерево или ткань – это фард, и, как говорят (мудрецы), опустить нос вниз – это ваджиб. Не положено прижимать к земле только нос без серьезного оправдания. Если ты прижимаешь к земле только лоб – это макрух. Во время сайды надо по крайней мере трижды повторить: «Субана риббийял-ала». Шииты говорят, что во время сайды лучше всего лежать на кирпиче, сделанном из глины Карбалы. Если ты ставишь обе ступни или по крайней мере по одному пальцу каждой ноги на землю – это фард или ваджиб. Но некоторые мудрецы говорят, что это сунна. Потому что, если ноги не касаются земли, то намаз не признается или считается макрухом. Ничего страшного, если во время сайды лоб, нос или ступни ненадолго перестанут касаться земли. Если во время сайды согнуть пальцы ног и повернуть их к кибле – это сунна. В «Радд-уль-мухтар» записано, что те, кто говорит…

Досюда он дочитал, а впереди было еще больше трех страниц. Он покрылся холодным потом, пытаясь вспомнить все, что халал или харам, фард или сунна, макрух-тарима (категорически запрещается) и макрух-танцихи (запрещается, но не так жестко). В отчаянии он сорвал с себя футболку, застегнул на своем торсе несколько ремней, встал перед зеркалом и занялся другим, более простым делом, которое он знал в мельчайших деталях:

Ты на меня смотришь? Ты на меня смотришь?

На кого ж еще тебе, блин, смотреть?

Ведь больше здесь нет никого.

Ты на меня смотришь?

Он совершенно увлекся, выхватывал невидимые пистолеты и швыряя невидимые ножи в дверцу шкафа, когда вошла Айри.

– Да, – сказала Айри, в то время как он растерянно молчал, – я смотрю на тебя.

Спокойно и кратко она объяснила про нейтральную территорию, о месте и времени. Со своей стороны, она попросила его пойти на компромисс, помириться и не сердиться (все этого просили), а потом она подошла к нему вплотную и положила холодный ключ в его горячую ладонь. Почти случайно она коснулась его груди. В промежутке между ремнями, как раз там, где его сердце, сжатое полосами телячьей кожи, так сильно билось, что она ясно услышала его стук. У нее было мало опыта, так что неудивительно, что она спутала учащение сердцебиения из-за того, что он передавил себя ремнями, с тлеющей страстью. Что касается Миллата, то его слишком давно никто не трогал, и сам он слишком давно никого не трогал. Прибавьте еще воспоминания, десять лет безответной любви, длинную-длинную историю, и станет ясно, что результат был неизбежен.

И вот соединились их руки, соединились их ноги, соединились их губы, они падают на пол и соединяются окончательно (они связали свои судьбы), занимаются любовью на молитвенном коврике. А потом все закончилось так же резко и лихорадочно, как началось; они в ужасе отпустили друг друга (по различным причинам), Айри, голая, забилась в угол у двери – ей было стыдно и неудобно, потому что она видела, что он сожалеет о том, что сделал. А Миллат схватил свой молитвенный коврик, направил его к Кабе, убедился, что коврик лежит прямо на полу, под ним не оказалось случайно ни книг, ни ботинок, что его пальцы сжаты и указывают в направлении киблы по линии ушей, убедился, что и лоб, и нос касаются пола, что обе ноги крепко уперты в пол, но пальцы ног не согнуты, что он преклоняется перед Каабой, но не ради Каабы, а во имя одного Аллаху та-ала. Он удостоверился, что все это выполнил в совершенстве, пока Айри, плача, оделась и ушла. Он должен был удостовериться, что все это выполнил в совершенстве, потому что он верил, что с небес за ним наблюдает большая камера. Он должен был удостовериться, что все выполнил в совершенстве, потому что это фард, а «тот, кто меняет объект преклонения, становится неверным» (брошюра «Прямая дорога»).

* * *

Нет гнева Господа, который… и т. д. и т. д. Айри вышла с пылающими щеками из дома Икбалов и направилась к Чалфенам: она решила отомстить. Нет, не Миллату. Скорее, за Миллата. Она всегда была его защитником, его черно-белым рыцарем. Видите ли, Миллат ее не любит. И она считает, что Миллат не любит ее, потому что не может. Она считает, что он в таком ужасном состоянии, что больше не может никого любить. Она стала искать виновного: того, кто довел его до этого ужасного состояния, того, кто сделал его неспособным любить ее.