Белые зубы

Чем больше она читала, тем больше блестящий капитан Чарли Дарэм вызывал ее любопытство: красивый и печальный, он рассматривал кирпичи церкви, и, несмотря на то, что на фотографии он был совсем молодым, он казался ужасно умным, настоящим англичанином, которому есть что сказать людям. А может быть, и самой Айри. И на всякий случай она хранила его снимок под подушкой. По утрам уже не было итальянских виноградников, а был сахарный тростник и табак, и она старалась представить, что запах плантанов возвращает ее куда-то, возвращает в мечту, потому что на самом деле она там никогда не была. В те места, которые Колумб назвал Сантьяго, но араваки упорно звали Ксаймака, и название пережило их самих. Страна лесов и вод. Не то чтобы Айри что-нибудь знала об этих маленьких миролюбивых и пузатых жертвах своего собственного миролюбия. Это были какие-то другие ямайцы, выпавшие из сферы внимания истории. Она предъявляла права на прошлое – как она его себе представляла – решительно, как требуют вернуть письмо, отправленное не по адресу. Вот, значит, откуда она. Все это принадлежит ей по праву рождения, как сережки с жемчугом или долги. Айри отмечала крестиком все, что находила, она собирала всякие мелочи (свидетельства о рождении, карты, послужные списки и вырезки из газет) и хранила все это под диваном, как будто надеясь, что богатство прошлого просочится в нее во время сна.

* * *

Весной, когда полопались почки, ее, как любую затворницу, начали посещать видения. Сначала стали слышаться голоса. Из палеолитического радио Гортензии, среди шума долетел голос Джойс Чалфен, выступавшей в программе «Вопросы садоводов».

Ведущий: И еще один вопрос от наших слушателей. Его хочет задать нашим сегодняшним гостям миссис Салли Витейкер из Борнмута. Миссис Витейкер, мы вас слушаем.

Миссис Витейкер: Спасибо, Брайан. Я начинающий садовод и впервые сталкиваюсь с морозами. За последние два месяца мой цветущий садик стал совершенно голым и неприглядным… Друзья посоветовали мне сажать невысокие цветы, но тогда у меня будут только крошечные аврикулы и ноготки, а они смотрятся как-то некрасиво в моем огромном саду. Мне бы хотелось посадить что-нибудь пышное, примерно такой высоты, как дельфиниум, но такие растения ветер все время ломает, так что люди, заглядывающие в мой садик, качают головами и приговаривают: «Вот бедненькая, надо же, как не повезло!» (Смех в студии.) Так что я хотела спросить у специалистов, как им удается сделать свои садики красивыми и яркими даже зимой?

Ведущий: Спасибо за вопрос, миссис Витейкер. Многие, даже опытные садоводы с этим сталкиваются… У меня, например, никогда ничего не выходит. Что ж, спросим у наших гостей. Джойс Чалфен, что вы можете посоветовать садоводам на зимний период?

Джойс Чалфен: Ну, во-первых, мне кажется, что у вас слишком любопытные соседи. Им я бы посоветовала не соваться не в свое дело. (Смех в студии.) Но если серьезно, то я считаю, что эта мода на сады, цветущие круглый год, очень нездорова. Это плохо и для сада, и для садовода, и особенно для почвы. Я думаю… я уверена, что зима – время покоя, приглушенных красок… и только потом, когда наступит весна, соседи упадут в обморок, увидев, как расцвел ваш сад. Бах! И вот оно, потрясающее буйство! Я полагаю, что зима – это время позаботиться о земле: удобрить ее, перекопать, дать ей отдохнуть и приготовиться удивить любопытных соседей. Мне всегда казалось, что земля – как организм женщины – живет циклично: время плодородия сменяется временем отдыха, и это естественно. Но если вам так уж хочется сделать свой сад пышным и зимой, то советую морозник корсиканский – Helleborus corsicus. Они морозоустойчивы и хорошо растут даже в земле, перенасыщенной известью, когда…

Айри выключила радио. Было в этом что-то полезное, в отключении Джойс. И ничего личного. Просто вдруг ее рассуждения стали скучными и ненужными, ее вечные попытки добиться толку от неплодородной английской почвы. К чему все это, если теперь есть другая земля? (Потому что для Айри Ямайка только что появилась. Она, как Колумб, открыла ее и этим вызвала к жизни). Страна лесов и вод. Где все что угодно росло само – буйно и без всякого внимания со стороны человека, где молодой белый капитан легко мог встретить черную девушку – оба чистые и неиспорченные, без прошлого, без предопределенного будущего. Место, где все просто есть. И никаких вымыслов, никаких мифов, никакой лжи, никакой запутанной паутины – так Айри представляла свою родину. Родина – это одна из волшебных выдумок, как единорог, или душа, или бесконечность, которые вошли в язык и прочно обосновались в сознании. Для Айри слово «родина» было особенно волшебным, потому что у нее оно ассоциировалось с началом. Началом начал. Как первое утро в Эдеме или первый день после апокалипсиса. Чистый лист.