– Видите ли, большинство событий моей прошлой жизни изгладились из моей памяти, Иегова выжег их своим всемогущим мечом, когда обратил меня на путь истинный, и теперь, когда он выбрал меня для нового призвания, я должен, как писал Павел в «Послании к Коринфянам», оставить младенческое[92], чтобы прошлый я ушел во мрак, в котором, – Райан сделал крошечную паузу, чтобы взять у Гортензии тарелку, – затонуло и любое воспоминание о твоей матери.
– Она про вас тоже не говорила, – заметила Айри.
– Конечно, это ведь было так давно, – с деланой веселостью сказала Гортензия. – Но вы честно попытались… общаться… с ней, мистер Топс. Ах, Клара – она была моим чудом. Мне было сорок восемь, когда Бог дал мне ее. Я думала, она божье дитя, но она избрала зло… она никогда не была благочестивой, и с этим ничего не поделаешь.
– Не бойтесь, миссис Б., он пошлет кару на ее голову! – радостно заговорил Райан. Впервые с тех пор, как Айри его увидела, он так оживился. – Он пошлет адские муки тем, кто заслужил это. Мне, пожалуйста, три кусочка.
Гортензия поставила всем тарелки. Айри вдруг поняла, что ничего не ела с прошлого утра, и сгребла себе на тарелку целую гору плантанов с общего блюда.
– Ой, горячо!
– Лучше горячее, чем теплое[93], – мрачно объявила Гортензия и многозначительно передернула плечами. – Аминь.
– Аминь, – эхом отозвался Райан, смело вцепляясь зубами в кусок обжигающего плантана. – Аминь. Итак, что же ты проходишь? – спросил он, так старательно глядя мимо Айри, что она не сразу поняла, что вопрос обращен к ней.
– Химию, биологию и религиозное воспитание, – Айри подула на горячий кусок, – я хочу стать стоматологом.
Райан насторожился:
– Религизное воспитание? А рассказывают ли они вам о единственной истинной церкви?
Айри заерзала.
– Э-э… Мы как-то больше изучаем три основные религии: иудаизм, христианство, мусульманство. А еще мы целый месяц проходили католицизм.
Райан сморщился.
– А чем еще ты увлекаешься?
Айри задумалась.
– Не знаю. Я люблю музыку. Клубы, концерты и все такое.
– Понятно,
Райан вытер со лба блестящую дорожку пота. Наступила тишина. Гортензия сидела неподвижно, вцепившись в скатерть, а Айри встала и пошла налить себе воды из-под крана просто потому, что ей хотелось избавиться от взгляда мистера Топса.
– Так, миссис Б. Уже двадцать минут, и время идет. Пора поторапливаться.
– Конечно, мистер Топс, – просияла Гортензия. Но как только Райан вышел из кухни, ее улыбка сползла, и на лице появилось выражение досады и злости.
– Ты думаешь, что говоришь?! Хочешь, чтобы он подумал, что ты какое-то бесовское отродье? Ты что, не могла сказать «марки собираю» или еще что-нибудь? Доедай живее, мне надо помыть посуду.
Айри посмотрела на кучу еды, оставшуюся у нее на тарелке, и виновато похлопала себя по животу.
– Вот! Так я и знала. Руки-то загребущие, а животик маленький. Давай сюда.
Гортензия склонилась над раковиной и принялась заталкивать остатки еды себе в рот.
– Так, и нечего приставать к мистеру Топсу со своими разговорами. Он будет заниматься у себя в комнате, а ты у себя, – тихо сказала Гортензия. – К нему сейчас приехал джентльмен из Бруклина, чтобы
– Я не буду ему мешать. – В качестве акта доброй воли Айри взялась мыть посуду. – Просто он мне показался немного… странным.
– Избранники Божии всегда кажутся странными людям темным. Ты просто его не знаешь. Он для меня очень много значит. До него в моей жизни не было ни одного человека, который бы обо мне заботился. Твоя мать тебе, поди, не рассказывала – конечно, она так зазналась, – но у Боуденов были тяжелые времена. Я родилась во время землетрясения. Чуть не умерла еще при рождении. Потом моя дочь сбежала от меня. Не дала мне видеться с моей единственной внученькой. И все эти годы со мной был только Бог. Мистер Топс – первый человек, который пожалел меня. Твоя мать сделала такую глупость, что его упустила!
Айри предприняла еще одну попытку:
– Как это – упустила?
– Никак, никак… Это я просто… Хватит на сегодня болтовни… Ах,
Мистер Топс вошел в кухню. С головы до ног он был одет в кожу. Огромный шлем, на левой ноге красный фонарик, на правой – белый. Он поднял стекло шлема.
– Нет еще, слава Богу. Где ваш шлем, миссис Б.?
– В духовке, я теперь грею его, когда холодно. Айри Амброзия, будь добра, достань его.