Башня Ворона

Мават отнял руку, и у Тиказ вырвался судорожный вздох:

– Впредь не смейте проделывать такое! Обоих касается.

– Ничего не изменилось, – выпалил Мават. – Эоло, но ведь ты действительно исчезал. Мне доводилось наблюдать, как вербы остановились невидимыми. Но дождь или непосредственное столкновение выдавали их… Мы же с тобою оставались зримыми друг для друга. А вот ты растворялся без следа.

– Не растворялся, господин, – устало возразил ты. – Люди неосознанно расступались, пропуская меня. Ты ощупывал лишь край кровати, но думал, будто исследовал ее всю.

– Значит, вы не становитесь незримыми. Просто люди перестают вас замечать, – констатировала Тиказ.

Лоб Мавата прорезали глубокие морщины.

– Хорошо, вербские боги не додумались до такого.

Ты нахмурился и глянул на свою руку, гадая, в какое русло устремились мысли Мавата.

– Господин, твой отец по-прежнему в подклете.

– Эоло, перестань!

– Но это так, господин.

– Ты несешь полную бессмыслицу, – отчеканил Мават. – Те, кто спускался под башню, никогда не возвращались.

Тиказ вклинилась между вами и воинственно скрестила руки:

– Не глупи, Мават. Эоло – один из немногих в Ирадене, кому ты можешь доверять.

Мават злобно уставился на нее, однако Тиказ не дрогнула.

– Я докажу свою правоту, господин. – Ты кивнул на кожаный свиток у себя на ладони. – Прямо на твоих глазах спущусь в подклет и поднимусь обратно.

Под покровом темноты вы с Маватом, взявшись за руки, покинули постоялый двор. Часовые у крепостных ворот не удостоили вас взглядом, охрана у входа в башню даже не обернулась. Вы молча поднялись по ступеням, миновав ничего не подозревающих слуг, которые машинально посторонились, пропуская вас.

Мават не проронил ни слова с тех самых пор, как взял тебя за руку на постоялом дворе.

Верхнюю площадку освещал единственный фонарь. Мават подхватил его свободной рукою. Небо заволокло тучами, ветер, переменившись, дул в направлении пролива. Волны озарялись редкими вспышками проплывающих кораблей.

– Как глубоко ты велишь мне спуститься? – спросил ты, едва вы очутились подле лестницы.

– Хоть до самого основания, если ты намерен и впредь упорствовать в своей лжи.

Мават сунул тебе фонарь.

– Я не лгу, господин, – повторил ты. – И сейчас ты в этом убедишься.

Мават молча выпустил твою руку, и ты с замиранием сердца зашагал по ступеням под нарастающий скрежет.

Нижняя площадка стояла по щиколотку в воде. Миновав затопленный участок, ты добрался до пролета, ведущего к Глашатаю, – и ко мне.

– Нет, – вырвалось у тебя.

Развернувшись, ты поспешил обратно. На полпути задул фонарь и дальше продвигался на ощупь, хватаясь за стену. Когда сверху потянуло сквозняком, ты замер, прислушался. Но не услышал ничего, кроме скрежета и отдаленного плеска волн. Медленно, с опаской ты преодолел остаток ступеней. Тусклый свет фонаря озарял пустынную площадку.

– Господин, – шепотом позвал ты.

Ответом было устрашающее безмолвие. Лишь спустя долгие пять секунд Мават разомкнул пальцы, и ты узрел его, коленопреклоненного, перед гнездом Ворона – рука сжимает заветный мешочек Радиха, а на каменных плитах поблескивает единственный, инкрустированный медью сакрал. Ты застыл, не произнося ни слова.

– Я стянул мешок прямо у Радиха из-под носа, – бесстрастно сообщил Мават. – Проник в его покои, а этот болван даже не заметил.

Ты промолчал.

– А после спросил у бога, почему ты мне солгал.

– И что он ответил?

– Нет.

Мават надел амулет на шею, подобрал сакрал, сунул в мешок и, сняв с подставки фонарь, направился к заповедной лестнице. Ты последовал за ним.

Глашатай лежал в каменном коридоре лицом к усыпальнице. Глаза закрыты, грудь слабо вздымается. Мават поднял фонарь, осветив пленника.

– Отец, – мертвым голосом позвал он.

Глашатай разлепил веки.

– Мават! Освободи меня, разрежь путы, пока сюда не нагрянул мой негодяй-братец. Или ты расправился с ним? Он мертв?

– Нет, – безучастным ровным тоном откликнулся Мават.

– Он все равно не жилец. Поторопись, освободи меня и дай мне свой нож.

– Нет, – повторил Мават.

– Сейчас не до твоих капризов, мой мальчик. Думаешь, я это затеял? Я посадил Гибала на твое место? Нет, всему виною Гибал и эта тварь Зизуми. Разрежь путы, позволь мне умереть за Ворона, а с дядей поступай, как тебе заблагорассудится.

– Ты нарушил священный долг. От тебя требовалось умереть. И ничего более!

Фонарь в руке Мавата дрожал, голос переполняли отвращение и ярость. До сих пор он ни на секунду не усомнился в отце и сейчас изнемогал под бременем чудовищной, неприкрытой правды.

– Посвятить себя Ворону и умереть. А ты жив!

– Посмотри на меня! – слабо вскрикнул Глашатай и забился в своих путах.

– Господин… – заговорил ты и осекся.

– Помоги мне, Ворон! – взмолился Глашатай. – Единственный сын пляшет под дудку Зизуми. Старая тварь, это ее фокусы, а ты никогда не жил своим умом. Вы с дядюшкой одного поля ягоды. Грязные предатели!