– Уверен? – спросил Мават, когда ты пересказал ему ответы Ворона. – На вопрос, где находился мой отец в момент смерти аватара, ответ был: «Слышишь меня?»
– Абсолютно уверен, господин.
– И неоднократно звучало «Приведите его»? Даже на вопрос, стану ли я Глашатаем?
– Именно так, господин.
Мават поднялся:
– Тогда я иду на крышу. И пусть Гибал только попробует меня остановить!
Ты покачнулся:
– Это не все, господин. Ты должен выслушать меня, прежде чем решишь что-то предпринять. – Ты глубоко вдохнул, раз, другой. – Господин, после нападения ко мне явился… человек и сообщил о криках, доносившихся от основания башни. Сообщил, чтобы я передал тебе. Однако я хотел удостовериться. Хотел выяснить, что находится там, внизу.
– Там ничего нет, – отрезал Мават.
– Да, мне говорили. Но я решил проверить. С помощью того человека я проник на крышу и спустился по заповедной лестнице.
– Лжешь. – Лицо Мавата вдруг сделалось непроницаемым, голос зазвучал пугающе спокойно. – Лжешь, глядя мне в глаза. Не думал, что ты способен на такое.
– Господин, я говорю чистую правду.
– Только Глашатаю дозволено спускаться в подклет. Никто иной не выберется оттуда живым, – гневно заявил Мават.
– Тем не менее я выбрался. И побывал в подклете, где обнаружил останки прежних Глашатаев, и комнату с… – Ты снова перевел дух и будничным тоном докончил: – С неустанно вращающимся черно-белым камнем. А еще там был… твой отец. Мой господин, твой отец, Глашатай Ворона, жив и…
Не дослушав, Мават вцепился тебе в глотку и затряс, как куклу:
– Врешь, негодяй!
У тебя перехватило дыхание, слова застряли в горле, руки метнулись к горлу. Подвешенный на шнурок рулончик кожи съехал на сторону, к жетонам.
– А я-то думал, тебе можно верить! – прорычал Мават.
Отчаявшись ослабить его хватку, ты нащупал кожаный цилиндр и стиснул его в кулаке. Мават разжал руки и потрясенно заморгал. Ты рухнул на колени.
– Эоло! – надрывался Мават. – Эоло!
– Он только что был здесь!
От ворот крепости к вам мчался часовой, вопреки регламенту оставивший свой пост.
– Был, а потом исчез!
Ты скрючился на мостовой, судорожно хватая ртом воздух. В глазах стояли слезы. Несколько прохожих, свидетелей твоего внезапного исчезновения, изумленно перешептывались.
Опустившись подле тебя на колени, Мават исступленно шарил по каменным плитам.
– Он пропал! Эоло! Эоло! – закричал он прямо тебе в ухо.
Крик пронзил барабанные перепонки, но ты даже не шелохнулся.
Собравшись с силами, ты поднялся и нетвердой походкою двинулся через толпу (повинуясь неведомому инстинкту, зеваки расступились, пропуская тебя) на постоялый двор. Шатаясь, поднялся по лестнице в свою каморку, запер дверь и повалился на кровать.
Я не мог напрямую заговорить с подопечными, не выдав своего владения по меньшей мере одним из распространенных языков. Оставались еще фишки – традиция сообщения с богами посредством сакральных предметов распространилась далеко на юг и достигла берегов Горбатого моря, где располагался град Вускция, – однако их символика была мне незнакома. Волю богов пытались толковать по пригоршне камней, щепок и даже обрывкам ткани. Зачастую этой методикой пользовались шарлатаны и обманщики; все могущественные покровители града Вускции доносили свои послания иначе. Конечно, я мог попросить кого-то из подопечных раздобыть те же щепки, вдвоем мы бы постигли их символику, обучились трактовать. Но тогда всем открылась бы моя исконная, божественная сущность. А Ойссен узнал бы, что я понимаю здешнюю речь, – со всеми вытекающими последствиями.
Зато ничто не мешало мне наблюдать за девой, мысленно определенной мною в жрицы, и за ее пристрастием к камням. Она сортировала их по размерам, цветам и по другим признакам, какие только приходили ей в голову. Наблюдая за ней, я решил, что камни сгодятся на роль фишек. Оставалось только придумать, как воспользоваться ими в понятном нам обоим ключе.
Мне вспомнилось, как северная жрица с первой нашей встречи обучала меня языку, как легко нам давалось общение и к каким величайшим открытиям это привело. Поэтому я избрал довольно незамысловатую, но почти беспроигрышную (смею надеяться!) схему – едва новоявленная жрица выложит три окаменелые раковины в ряд, они слегка подскочат над землей. Буквально самую малость, чтобы привлечь ее внимание и не насторожить остальных.
Дева сию минуту уловила посыл. Повторила попытку с тремя обломками серого гранита – ничего. Три обломка слоистого серо-белого сланца – тщетно. Три камушка с вкраплением окаменелых раковин – скачок. Она пересела в другое место, проделала то же самое. А потом – о, на севере ее почитали бы за мудрейшую жрицу! – потом взглянула на меня и нахмурилась. Еще три окаменелые раковины выпали у нее из рук, ровным рядом легли в пыль. И подпрыгнули.