Башня над Камой

— Что же это делается? Бяшки! Бяшки! Бяшки! — повторяла Галя и пальцами зазывала овец на сходню. Они недоверчиво прислушивались к ней и не двигались.

Как дальше-то быть?

Рядом оказался Галим и сказал:

— У них патриархат. Куда баран, туда и стадо. Всё сделаю!

Татарчонок пробрался к барану, обеими руками взялся за рога, рывком, неожиданным для ребёнка, поднял царствующую особу с пола и под испуганное и возмущённое блеяние бараньих поклонниц рывками же выволок барана на сходню.

Там баран опомнился, пригнулся и в ярости подбросил на рогах лёгонького Галима.

Галя завизжала от страха.

Но рога, закрученные в кольца, не причинили вреда мальчику. Болтая ногами в воздухе, Галим отлетел в сторону и, не удержавшись, сел на дно баржи. А огромный баран, обдав Галю кислым запахом и обиженно мотая головой, с громом взбежал по сходне и скрылся.

За ним одна-одинёшенька протрусила Саламандра — так Галя прозвала овечку с головой ящерицы, главную любимицу барана — и тоже скрылась.

Остальные овцы не стронулись с места.

Почему?

Галим поднялся с зацементированного пола.

— Как я лете-еел! — тянул он, и губы у татарчонка дрожали. — Маленько на тот берег не улетел. Чего они стоят?.. Овечки-то?..

— Не знаю, — разводил руками Василий, и глаза его выцвели от страха. — Не знаю, и всё.

В рёве и кашле стада дети с надеждой смотрели на Галю, и она увидела, какие они оба маленькие. Материнская жалость охватила её душу, а мысли девочки были спокойными.

На Галю внимательно смотрела белая овца — та самая, с растопыренными ушами, и в продольных зрачках её был вопрос:

«Кто ты? Зачем ты с нами?»

Девочка достала ломоть хлеба и подала его овце. Та забрала хлеб в тёмные мягкие губы и принялась жевать с закрытым ртом, как того требуют правила приличия.

— Понравилось угощение? — спросила Галя. — Сколько живу, а вкуснее хлеба не едала.

И зазывными движениями пальцев Галя поманила её за собой, отступая к выходу. Девочка старалась выглядеть выше, чтобы её все видели, и отступала она на цыпочках, как балерина на пуантах. Не переставая жевать, овца приближалась и с достоинством поднялась наверх. Была она чистая, ни пятнышка, ни соринки на ней.

Галя едва успела отскочить в сторону, как на выход с рёвом и топотом хлынула вся отара и повлекла за собой белую овцу — Белую Предводительницу, как её нарекла девочка. Овцы — в присохшей грязи и глине, в репьях, череде и всяких семенах! — мчались мимо Гали, Галима и Василия, и блеяние животных сливалось в обвальный рёв: «Ааа!..»

Галим спросил Галю:

— Они «ура» кричат, что ли?

— У них слова-то такого нет, — рассудил Василий.

В тумане отара пила воду и хрустела тальниками. Около реки овцы виделись большими и мохнатыми, не привычными человеческому глазу существами. Отара напилась и двинулась вслед за Белой Предводительницей. Баран Крутые Рога шествовал в окружении поклонниц, и Саламандра теснилась к нему.

— У них никакой не патриархат, — с гордостью сказала Галя Галиму. — У них самый настоящий матриархат! Все идут за белой овцой. Куда она, туда и они.

Галим проговорил:

— Может, они договорились маленько? Она у него заместителем…

— Они не договаривались, — радовался Василий. — Они ни разу не поговорили друг с дружкой!

— А ты всё-всё видел? — ворчал Галим. — Всё-всё слышал?

— Не всё, конечно.

— Они договорились, когда нас на барже не было! — воспрянул духом Галим. — Долго ли умеючи?

Отара перевалила каменную дамбу со столетними ивами, что из-за сумерек походили на горы, и мимо мокрых строений, пахнущих жильём, вступила в овраг. Здесь было тепло, как в избе. Мало-помалу небо над оврагом стало проясняться и синеть. На овражном дне отара встретила три слабых родника и по́ходя, один за другим, выпила их до дна, как ложками выскребла.

Овраг упёрся в полукруглую стену — остатки древнего колодца, что столбом уходил вверх. Над головами детей в затишье перебирала листьями осина, словно жаловалась: «Я бы ещё поспала. А вы меня разбудили, полуночники».

Рядом с топким дном колодца, в вечной прохладе, блестела грива снега. Снег был не чисто-белый, а с грязноватой желтизной. Овцы накинулись на него и стали лизать и грызть.

Насытившись, передние уступали место задним и по крутосклону бочком поднимались к небу, что отсюда напоминало синюю реку.

А Белая Предводительница, расставив уши, как локаторы, следила, чтобы всем хватило снега и никто по жадности не захватил бы лишнего.

Когда баран Крутые Рога со своей свитой дольше других задержался у снежной гривы, Белая Предводительница сказала ему на своём языке:

«Пора и честь знать».

«Это вы мне?» — удивился он.

«Вам и вашим спутницам тоже».

«Гм, — сказал баран Крутые Рога. — Интересно».

Но спорить не стал и вслед за овцами принялся подниматься по склону. Саламандра напомнила ему:

«Ваше достоинство… Где оно?»

«При мне», — ответил баран.

«Не похоже. Вы же знали про овраг, про это лакомство?»

«Я — нет. Она знала».

Потихоньку все овцы ушли, и Белая Предводительница тихим блеянием пригласила людей отведать снега.