А по деревне ходила стража, и чашу она узнала.
— Чего делаешь? — спрашивают стражники.
Герасим говорит:
— Я-то? В кашевара играю.
— Где чашу взял?
— Да нигде не брал. В сенцах она лежала.
— Там, поди, и голова есть?
— Тяжёлая она больно.
Стража пошла с обыском, всё нашла и привела Стафея вместе с сыном к Тимуру в крепость на горе.
Хану было холодно, и в жару он кутался в стёганый халат.
— Чего это у вас так холодно? — спрашивает он пленников.
А Стафей и отвечает:
— Кому холодно, а кому и жарко. Без причины да без привычки у нас и мёд в жару не тает. И девушка замуж выйти не чает! И утка на озере не закрячет. И дитятко без мамки не заплачет! И петух на шесток не заскочит. И медведь до Ильина дня лапы не замочит! А рыба ходит по суху, а кошка по воде. Богатый ходит по миру, а бедный в борозде: с золотым плужком, в сапогах — не босиком! Радость к радости. Гости на гости! Пекла тёща зятю блины: вот такой ширины, вот такой долины! Ох, до чего хороша у меня тёща! Много лет посулила кукушка в роще…
— Погоди, — говорит хан. — А мне сколько лет накукует кукушка?
Скоморох дух перевёл: как ответить?
А хан говорит:
— Только не стращай меня, что я умру вскоре после твоей смерти. Так меня уже стращали. Их давно нет, а я есть.
— Неправду сказать — не поверишь, — говорит скоморох. — А правду сказать — не простишь.
Кругом горят медные жаровни. Тимур требует:
— Правду говори! На неё только глупый обижается.
— Правду сказать: не загадывал я на тебя, — говорит скоморох. — Не просил кукушечку считать твои годы. Не догадался. Сейчас поздно: откуковала кукушка в Большом бору.
— Сам-то ты не гадаешь? — спрашивает Тимур. — Не загадываешь наперёд?
— Загад не бывает богат. Я на гуслях играю.
Принесли гусли: основа сосновая, колки дубовые, струны звончатые. Ущипнул Стафей струны, и они громом грянули.
Повёл Стафей старину:
Поёт-играет Стафей, а Герасим ему подпевает.
Слушают хан и его свита и ни словом не собьют песню, до того она хороша. Отец и сын поют-рассказывают, как скоморохи обучили Вавилу петь и играть во гудочек, как Вавила, прежде чем идти скоморошить, с пахоты зашёл к матери своей Нениле — попросить у неё благословения.
Остановился Стафей подтянуть струну, а Тимур не даёт:
— Чего встал посреди дороги? Дальше! Дальше играй.
Стафей всё же поправил струну, погладил Герасима по голове и говорит:
— Ты, сынок, отдохни. Дальше-то я один поведу:
Взвился голос гусляра, и так он ударил по струнам, что захрапели кони в конюшнях, чуя беду.
Тимур, темнея лицом, сказал:
— Дальше не старайся, мужичок! Знаю, чем твоя песня кончится. Не допеть тебе её до конца. Зря ты поверил кукушке, скоморох.
И махнул рукой.
Стража увела отца и сына на казнь. А Тимур долго разглядывал гусли, ногтем стучал по дереву, хотел сам сыграть, да не вышло. Рассердился хромец, бросил гусли в огонь, и они загорелись. Струны срывались с колков и звенели: плакали.