Багровая смерть

— Ты женщина, красивая женщина, достаточно жесткая, чтобы выходить охотиться на монстров вместе с Бэтменом. А еще ты лучший друг Эдуарда. Как Питер может с тобой поговорить, не волнуясь, не расскажешь ли ты Эдуарду?

— Замечание принято к сведению, — сказала я.

— Питеру был нужен кто-то, с кем можно поговорить, и кому уже известно о твоей тайной личности. Поверь мне, если бы он нашел кого-то другого, то поговорил бы с ним.

— Почему ты так говоришь? — спросила я.

— Он бы не стал доверяться одному из твоих бойфрендов, будь у него другие варианты.

— И какое отношение то, что ты мой парень, имеет ко всему этому?

— Мы это обсуждали, Анита, — сказал Эдуард.

— Да знаю я, знаю. Я спасла его, и он привязался ко мне как щенок.

На лице Натэниэла проявилась злость, выплеснулась энергия его зверя.

— Не надо, Анита. Не умаляй того, что произошло.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Надеюсь, что не понимаешь, потому что для Питера это одна из наиболее важных истин.

Я покачала головой:

— Я ничего не понимаю, какая истина?

— Отлично. Вот тебе эта истина. Ты права. Он на тебе зациклен, но как бы он мог иначе? Его похитили и надругались сексуально. Это было пугающе, ужасно, но это был его первый сексуальный опыт, а потом Анита появилась и спасла его. Потом ты была с ним, когда он убил женщину, которая его оттрахала. Это ты оттащила его от ее тела, прижала к стене и сказала ему, что она мертва, что он ее убил, и это было так же хорошо, как сама месть.

— Я знаю, что Анита не рассказывала тебе все это, — сказал Эдуард, и голос его не был нейтральным или злым.

— Питеру был нужен кто-то, кому можно рассказать всю правду, а вы его подставили, и он не мог поговорить с кем-то еще.

— Он даже мне не рассказывал детали, а я уже все знал, — произнес Эдуард.

— Он намекнул, и я рассказал ему о своем прошлом. Когда он узнал, что я подвергся насилию и изнасилованию, он был уверен, что я не буду осуждать его за то, что с ним произошло. Мужчине тяжело признавать, что он оказался жертвой. Я пригласил его в нашу мужскую группу здесь, но он не готов пока говорить это в группе.

— У тебя есть группа? — переспросил Эдуард.

— Мужчин с историями, подобными истории Питера и моей, больше, чем ты думаешь.

— Это не… Прости, Натэниэл. Я не знал, что ты… помогаешь Питеру. Спасибо, что был с ним, когда я не мог.

Злость схлынула с Натэниэла. Он выглядел удивленным.

— Пожалуйста. Он порядочный человек, сбит с толку, немного сломлен, но сильный и пытается разобраться, Робин ли он для твоего Бэтмена или кто-то еще.

— А он говорил с тобой о некоторых из своих… девушек?

— Да.

— И?

— И Питер попросил моего совета кое в чем. Он хотел знать, что он не извращенец, если наслаждается тем, чем наслаждается.

— Что ты ему сказал? — спросил Эдуард.

— Что он не извращенец. Ему просто нужно быть уверенным, что все безопасно, разумно и по взаимному согласию. О согласии мы с ним много говорили.

— Я пытался поговорить с ним о сексе, — сказал Эдуард.

— Я знаю, но он не может с тобой разговаривать о некоторых моментах. Ты его отец, и ты куда ванильнее него.

Почему-то ванильный не было словом, которое я бы использовала для Эдуарда, но мы с ним не обсуждали его сексуальную жизнь. Просто мне было проще считать, что он не абсолютно ванилен.

— Я не понимаю некоторых вещей, которых Питеру… хочется.

— Он это знает, и знает, что ты пытался понять, но его тараканы — это его тараканы, не твои, а ты послал его к терапевту, который его увлечение связыванием и подчинением рассматривал как часть его сломленности.

— Его терапевт думает, что Питер выражает свое насилие и гнев в связывании и грубом сексе.

— Частично, но было ли это из-за жестокого обращения или было внутри него, ожидая, чтобы стать частью его сексуальности, на самом деле не имеет значения.

— Конечно, это имеет значение.

— Нет, Эдуард, на самом деле нет. Что важно, так это то, что Питер не чувствует себя извращенцем или монстром, а понимает, что с его сексуальными предпочтениями все в порядке. Я особое ударение сделал на том, что он должен оговаривать каждый момент игры, чтобы его партнерша знала точно, что будет происходить, и соглашалась на это. Еще я ему сказал, что одно то, что он фантазирует о чем-то, не означает, что это понравится ему в реальности, и что некоторые фантазии должны остаться только фантазиями.

— Он тебе о них рассказывал?

— О некоторых.

— Не буду просить, чтобы ты мне пересказал.

— И хорошо, потому что я бы так не предал его доверие.

— Могу я кое-что спросить, если ты пообещаешь не говорить Питеру?

— Зависит от того, что это. Не могу обещать вслепую.

— Думаю, это честно. Я говорил Аните, что беспокоюсь, что Питер станет насильником после того, что с ним случилось.

— Мог бы, но он не хочет этого, и иногда, когда с тобой происходят подобные вещи, одного желания не превратиться в монстра достаточно, чтобы этого избежать.

— Он хищник, как и я, и это не только из-за того, что с ним случилось в четырнадцать, — сказал Эдуард.

— Нет, не только, — подтвердил Натэниэл.