Атомный конструктор №1

«Разработка ядерного заряда — процесс весьма сложный и многогранный. Более чем сорокалетняя работа конструктором-ядерщиком позволяет мне, пожалуй, коснуться этого вопроса.

Изначально творчество конструкторов терялось на фоне впечатляющих успехов физиков. В сущности же, и физсхема, и конструкция — это результат единого творческого процесса. Лишь условно этот процесс можно разделить на два этапа. Один идет от физической схемы и завершается расчетно-теоретическим обоснованием физсхемы.

Второй «оживляет» физсхему, адаптируя ее к реальной жизни, реальным возможностям. И уже на основе такой «заземленной» схемы конструкторы разрабатывают конструкцию заряда, который можно изготовить, эксплуатировать и применять по назначению.

В физсхеме все идеально: элементы схемы «висят» в воздухе, их размеры не имеют допусков, характеристики материалов взяты из книг, оболочки не имеют разъемов и т. д. Конструкция реальна. Детали опираются друг на друга по опорным зонам, их размеры и плотность колеблются в определенных пределах, оболочки разделены на части. Конструкция «дышит» в ритме изменения температуры окружающей среды, она стареет со временем. Ее пронизывают силовые поля и вибрации, а также собственная радиация. Ее нужно защищать от коррозии, делать стойкой к аварийным воздействиям.

Бессмысленно рассуждать: что здесь более важно? Это — единый творческий процесс.»

Коротков не занимал больших руководящих постов, он был, что называется, одним из конструкторских «ванек-взводных». Но, как и большинство его товарищей «по цеху», питомцев школы Фишмана, он хорошо знал и понимал свой маневр.

Мысль о том, что каждый-де солдат должен понимать свой маневр — стара, и давно стала общим местом. Но часто ли на деле не только солдаты, но и фигуры повыше, понимают свой «маневр»? И часто ли большие руководители искренне и повседневно заботятся о том, чтобы их подчиненные — сверху донизу, понимали этот пресловутый «маневр»? А вот зарядчики, воспитанные в школе Фишмана, свой маневр понимали! В немалой мере благодаря Фишману они формировались как люди мыслящие, ищущие (то есть — профессионально любопытные и любознательные), не боящиеся не только иметь свое мнение, но и публично его высказывать.

Да не в «курилке», а на совещаниях!

Нельзя сказать, что Давид Абрамович просто-таки обожал критику «снизу» — он ее не очень-то любил, но он ее не только допускал, но поощрял! Открытость дискуссии была нормой, и нижестоящий знал, что его откровенность не станет причиной грубого окрика или «разноса», а, напротив, может стать в перспективе поводом для карьерного роста.

Крик и даже резкость тона вообще были не в ходу в зарядном КБ-1 — элемент администрирования внешне отсутствовал, и это шло от Фишмана и осталось после него. Между прочим, в КБ-2, которым руководил Самвел Григорьевич Кочарянц, порядки были иные, несмотря на предельный демократизм Первого зама Кочарянца — Юрия Валентиновича Мирохина, личности редкостно незаурядной.

Выходной «продукцией» КБ-2 был ядерный боеприпас с зарядом КБ-1, и сотрудничество обоих КБ было тесным и повседневным, так что разница бросалась в глаза сразу: Кочарянц был весьма и весьма авторитарен, и не всегда в том прав, а в КБ-1 обходились без, так сказать, швыряния чернильницами по строптивым подчиненным.