Атомный конструктор №1

У истоков конструкторской мысли во ВНИИЭФ был небольшой коллектив во главе с Николаем Леонидовичем Духовым, который принес в нашу работу большой опыт конструирования военной техники в период Великой Отечественной войны…

Органическая связь научной и конструкторской мысли выражается в оплодотворении задуманного, что является первым и главным этапом материализации идеи.».

Это были не просто рассуждения. Это был — если вдуматься — краткий обобщенный отчет об инженерной судьбе Давида Абрамовича. А значит — и его школы.

ОДНАКО не только в крупных вещах проявлялся стиль школы Фишмана. Даже в мелочах он был самобытен и состоятелен. И это особо хорошо выявлялось на, так сказать, контрасте.

Однажды мне рассказали любопытную и даже «знаковую» историю, относящуюся к истории второй мощной зарядной школы — уральской. Одним из руководителей зарядной конструкторской работы в НИИ-1011 был в свое время человек достаточно заслуженный, работавший еще с Владимиром Федоровичем Гречишниковым.

Надо полагать, и он стоял когда-то за кульманом с чертежной доской, но то ли было это давно, то ли еще почему, только этот руководитель возымел обыкновение, подойдя к наколотому на кульман листу ватмана с чертежными прорисовками, вносить исправления красным карандашом!

Лишь тот, кто хотя бы немного конструировал сам, способен понять всю недопустимость и безобразие подобных манер. Современный конструктор сидит за компьютером, а тогдашние конструкторы делали компоновочные прорисовки остро заточенным твердым карандашом, выдерживая точность в полмиллиметра! Да и чертили-то компоновки, как правило, на учтенных в секретном отделе листах с грифом не ниже чем «совершенно секретно», а чаще — «особой важности»!

Работали как. Провел несколько линий, подумал, прикинул, провел еще несколько линий, намечая контур элемента конструкции. Решил, что так не пойдет, осторожно стер резинкой начерченное, и опять — все сначала. Тут лишний раз нажать на карандаш боишься! Линию даже от простого, но слишком мягкого карандаша резинкой бесследно не удалишь, только размажешь. А тут — красный!..

Молодые ребята плакали, бывало.

Кончилось тем, что руководящий товарищ, подойдя как-то к опытному конструктору, стал исправлять чертеж своим привычным красным карандашом. Исправил, поинтересовался у подчиненного — мол, так лучше?

А тот, ни слова не говоря, «откнопил» с доски лист — «особой важности», между прочим! — и на глазах начальства порвал его вначале на две, а затем — и на четыре части.

Скандал! Особо важный лист, где в определенном месте стоит соответствующий штамп первого отдела, разделен на фрагменты! Комиссии, объяснительные, акты.

В итоге начальственному самодуру. крепко дали по рукам, инцидент был исчерпан.

Так было на Урале. В Саровском же зарядном КБ-1 Фишмана подобный инцидент был вообще невозможен.

В принципе!

И не потому, что подчиненные в КБ-1 вели себя тише воды, ниже травы, наоборот: администрирование, как я уже говорил, было не в ходу. Но труд конструктора уважался всеми равно, и шло это от Фишмана. Он не раз заявлял, что уровень Главного конструктора должен быть не выше уровня толкового старшего инженера. И это означало, с одной стороны, что Фишман не поднимал себя выше своих коллег. С другой стороны, это означало, что толковый старший инженер-зарядчик школы Фишмана был обязан мыслить — по крайней мере, в рамках выполняемых им задач, на уровне Главного конструктора!

Так оно и шло в школе Фишмана — из года в год.

Глава 2 Звание «50-летний мужчина» и система качества Фишмана

В 1967 году Фишману исполнилось 50 лет. Его юбилейные годы совпадали с юбилеями Большой страны, и как бы предваряли их: у Фишмана день рождения в феврале, у страны— в ноябре. Но к юбилею Октября старались преподносить лишь приятные сюрпризы, а у Фишмана пятидесятый год жизни состоял не только из удач, успехов и достижений. Выпадали и тяжелые моменты — служебные, личные. Будущий лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР Анатолий Сергеевич Россихин, в 1967 году — молодой, но уже маститый специалист, оказался в числе приглашенных на юбилей Фишмана. Много позднее Россихин в мемориальном очерке о Фишмане, писал, что тот «стойко переносил. испытания, не согнулся, не показал виду и на юбилейном вечере был просто великолепен: «Мы можем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда».»

Как водится, было тогда проведено и торжественное заседание Научно-Технического Совета (НТС) ВНИИЭФ. Хватало памятных адресов, подарков, но главными все же были сказанные в адрес юбиляра слова. Яков Борисович Зельдович — действительный член АН СССР, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Сталинских премий, работал во ВНИИЭФ с 1948 года по 1965 год. Точнее, он всю свою Саровскую пору жизни работал в КБ-11, не дотянув года до преобразования КБ-11 во ВНИИЭФ. Но связей с Саровом Зельдович не терял и на юбилей Фишмана приехал.

Зельдович тогда сказал: