«Он был активным творцом и проводником новых идей и конструкторских решений. Известно, что новое очень часто внедряется с большим трудом. Сказывается естественное опасение, когда речь идет о таких опасных и ответственных изделиях, как атомные заряды. Здесь нужна смелость разработчика, тщательность обоснования новшества и время, когда это новое будет психологически усвоено. Давид Абрамович хорошо знал, что нематериализованная идея еще мало что значит, необходим большой, кропотливый и настойчивый труд, пока эта идея будет признана, разработана и доведена до логического завершения.
По натуре строгий и серьезный, он был внимательным к собеседнику, умел слушать и слышать доводы собеседника, допускал дискуссии до принятия решения. Но, приняв его, он твердо доводил дело до конца. В то же время, допуская дискуссии и споры, он не раз говорил: «Если хочешь что-либо сделать, в чем ты уверен, — не вступай в споры с оппонентами, ибо, вступая в спор, ты уже наполовину с ними согласился, что затруднит выполнение задуманного».
Несмотря на твердость и жесткость Давида Абрамовича при проведении технической политики, он был чутким и внимательным к коллегам — как в институте, так и за его пределами. В своих взаимоотношениях с людьми он придерживался правила, которое не раз повторял: «Судите о людях по их положительным качествам, а недостатки есть у каждого из нас».
Эту обобщенную оценку терпимости и нечиновности Фишмана хорошо иллюстрирует такой вот забавный случай шестидесятых годов. Водном из отделов КБ-1 работали два сотрудника — молодой парень, которого все звали «пан Зленко», и ровесник Фишмана Анатолий Семенович Левин. Со спины Левин и Фишман были поразительно похожи — оба невысокие, плотноватые и рано облысевшие.
По кинохронике многие знают, как выглядят конструкторские залы авиационных КБ — это огромное помещение с двумя рядами уходящих вдаль кульманов и проходом, по которому к тому или иному конструктору подходит Главный конструктор — взглянуть, как идут дела. У зарядчиков все иначе — каждая группа сидит в одной-двух комнатах в два-три окна. И вот в такую комнату как-то зашел Фишман, сел за кульман, и стал рассматривать чертеж. Тут входит «пан» Зленко и направляется к кульману, за которым спиной к нему сидит Фишман. Левина в комнате не было, и «пан» по-свойски, думая, что это Левин, хлопает Фишмана по плечу со словами: «Привет! Как жизнь?»
Давид Абрамович спокойно поворачивается, спокойно подает руку и отвечает: «Здравствуйте!»
«Пан Зленко» застывает в позе Городничего из гоголевского «Ревизора», а окружающие давятся от смеха.
ФИШМАН постоянно учил: «Находи и решай главное звено проблемы, тогда все остальное будет решаться легче»; «в достижении главного можно поступиться второстепенным»; «уступи в малом — выиграешь в главном».
При кажущейся очевидности, это были советы нетривиальные, особенно — если им следовать. Как мудрым был и такой совет: «Если ошибся — не впадай в отчаяние и панику, сумей найти причину и возможность своевременно исправить ошибку».
И раз за разом: «Лучшее — враг хорошего». Это в КБ-1 знали все, и — не только в КБ-1. Но что интересно! Один из наиболее известных своих принципов Фишман взял, оказывается, у. Льва Толстого. В фишмановских полудневниковых записях начала семидесятых годов отыскивается и такая: «Л.Н. Толстой (у С.Л. Толстой — очерки былого)…При случае Толстой любил приводить французские поговорки и изречения. Некоторые ему служили правилами: в сомнении воздержись; лучшее — враг хорошего, что соответствует русской поговорке: «От добра добра не ищут»; — скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу, кто ты»., и т. д.