Атомный конструктор №1

Терлецкий, Гречишников и Фишман были людьми не только разной жизненной судьбы, но и принадлежали исходно к разным инженерным школам. Терлецкий был и старше «дизелистов» Гречишникова и Фишмана на девять лет, и имел за плечами опыт вузовского преподавания, а до КБ-11 работал не в конструкторском бюро, а в научноисследовательском институте. А в НИИ подходы к работе вырабатываются — как ни говори — иные, чем в КБ, где формировались Фишман и Гречишников. Терлецкий был интеллигентнее, но имел характер скорее взрывной, где-то — суматошный.

Фишман сразу начинал как инженер-конструктор, связанный с производством и глубоко его чувствующий. Это же можно было сказать о Гречишникове. Придя в КБ Кировского завода из Центрального института авиамоторостроения (ЦИАМ), он, как и Фишман, был ориентирован на конкретные разработки, передаваемые в серийное производство.

В то же время по характерам и общему подходу к конструированию Терлецкий и Гречишников были более схожи, чем Фишман. Они быстро увлекались идеями — своими и чужими, быстро загорались, не всегда сразу продумывая все соображения, хотя умели быстро и своевременно находить свои промахи и признавать их.

Фишман был обстоятельнее, в чем-то — консервативнее… Ближе к земле, так сказать. Вспоминая повесть А. Русова можно констатировать: «Типичный каминчанин»!

Гречишников был склонен воспринимать все пожелания и требования физиков как нечто, не подлежащее особому обсуждению — он считал, что конструкция должна с максимальной точностью воспроизводить в материальном виде идеальную физическую схему.

Давид же Абрамович за схемой сразу был склонен видеть оружие, боеприпас. Да, он был в чем-то консервативен. Но он же был чуток и на новое — если это новое не отдавало авантюрой.

Владимир Федорович Гречишников, уже будучи заместителем начальника сектора по науке, мог прийти в отдел к конструкторам, всмотреться в чертежи на кульманах, расхвалить какое-то решение и тут же вывалить на подчиненных ворох новых вариантов — увы, не всегда реализуемых.

Авторитет его был велик, но не в духе благоговейного пиетета, и один случай это хорошо проиллюстрировал.

Гречишников, появляясь у конструкторов, предлагал одну идею за другой. И однажды известный в секторе шутник, инженер-конструктор Калганов, вдруг громко заявил: — Владимир Федорович, анекдот!

Гречишников их очень любил и тут же приготовился слушать:

— Ну-ну, давай!

— Приходит утром конструктор в рабочую комнату и заявляет: «Ребята! Я придумал, как уничтожить империализм!» — И как? — не выдерживает Гречишников.

Калганов рисует на листике коробку, на ней — три кнопки с надписями: «Вашингтон», «Нью-Йорк», «Лондон». Потом поясняет: — Нажал одну кнопку — нет Вашингтона. Другую — Нью-Йорка. И — так далее. И все!

Империализма нет!

Гречишников смеется:

— Ловко! Но за счет чего все это получается? В коробке-то что?

Калганов комично пожимает плечами и важно ответствует: — Владимир Федорович! Тут же конструкторы сидят. КБ. Вот они пусть и придумают — как и что. Важна идея.

Все смеются — включая Гречишникова.

Но намек понят.

ПУСТЬ современный читатель не увидит в этом рассказе доказательств идеологической кровожадности советских разработчиков ядерного оружия. Тут надо учитывать и фон эпохи (о необходимости ядерного уничтожения СССР тогда писали многие массовые западные издания), и характер работ КБ, и то, что сама шутка Калганова доказывала как раз обратное: никто в СССР не стремился уничтожить капитализм военной силой. Мы — мирные люди. Но теперь вместо бронепоезда на запасном пути у нас стояли стратегические бомбардировщики с ядерными зарядами на борту и ракеты в ракетных шахтах.

Фишман, как показало время, сформировал свою собственную инженерную школу, вобрав в нее лучшее из подходов и взглядов талантливых коллег — Духова, Терлецкого, Гречишникова. Но что-то он взял у них, пожалуй, «от противного» — отбросив ему не подходящее.

И, все же, учтя его.

Очевидно, в осмыслении и переосмыслении инженерных натур своих старших по возрасту или положению товарищей и родился знаменитый принцип Фишмана: «Лучшее — враг хорошего».

Вовремя остановиться в процессе совершенствования идеи для того, чтобы получить вместо идеи осязаемый результат (в нашем случае — серийно пригодную конструкцию заряда) — великое искусство. Важно понять и поддержать новую мысль, но важно и ввести ее в строгие рамки. «Истина конкретна», — говорил Фишман, и это тоже был один из его излюбленных афоризмов.

Лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР Геннадий Александрович Соснин — многолетний соратник Давида Абрамовича, написал о нем так: