Атомный конструктор №1

Валентин Матвеевич — сам человек интересный, тонкий, деликатный и интеллигентный, оценил Фишмана сразу, а позднее это уважение лишь укреплялось — по мере того, как Горбачев все глубже осваивал ремесло и входил в курс дела. Позднее он написал:

«Испытания зарядов проводились на Семипалатинском испытательном полигоне, называемом Учебным полигоном Минобороны (УП-2 МО СССР).

В историческом плане названия зданий и сооружений увековечили память о многих руководителях и ответственных работниках, участвовавших в первых ядерных испытаниях. В их числе — и Давид Абрамович.

Сооружения назывались по именам руководителей групп, проводивших в них работы. Так здание, связанное с подготовкой системы автоматики опыта, называлось «ВИА» (от Владимир Иванович Алферов), сооружения «МАЯ-1» и «МАЯ-2» (от Анатолий Яковлевич Мальский), физический корпус «ФАС» (от Флеров, Апин, спецотдел). Группа Давида Абрамовича Фишмана, занимавшаяся сборкой основной части заряда, размещалась в здании «ДАФ»

Для полноты картины следует отметить, что в здании «12П» на площадке «Н» размещался командный пункт проводившихся взрывов. В первом опыте на командном пункте «12П» находились многие руководители атомного проекта — И.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон и др., включая Л.П. Берия.

Мне эти исторические факты стали известны в 1959–1961 гг., когда наши экспериментальные группы проводили на УП-2 МО СССР исследования по так называемым «невзрывным цепным реакциям» (НЦР). (Это название укоренилось с легкой руки Ю.Б. Харитона.)

В помещениях ВИА, ДАФ, ФАС в те годы велась подготовка работ по НЦР: монтаж и калибровки измерительной аппаратуры, подготовка изделий, первичная обработка экспериментальных данных и т. д.

Имена первопроходцев-бомбоделов витали над нами во время наших работ».

Что ж, к тому времени, когда молодые оружейники вроде Горбачева только начинали работать на «Объекте», имя Фишмана уже и впрямь становилось принадлежащим истории. Правда — истории очень «закрытой», и поэтому далеко не всегда зафиксированной на бумаге, а запечатленной лишь в памяти тех, кто ее делал.

ДЛЯ Фишмана 50-е годы были годами непрерывного роста и — если посмотреть со стороны — возрастающего успеха и признания. В 1956 году за участие в создании ядерного боевого оснащения для первой межконтинентальной ракеты он получает свой первый орден Ленина. В 1958 году становится кандидатом технических наук. В 1959 году удостаивается звания лауреата недавно восстановленной Ленинской премии. И в этом же году фактически возглавляет зарядную конструкторскую работу в КБ-11, закладывая основы отечественной инженерной и конструкторской школы зарядостроения.

Все это было хорошо и прекрасно, однако…

Однако в конце 50-х годов положение Фишмана в отрасли могло измениться в сторону подлинного взлета — появилась возможность получить свое КБ. И, чего греха таить, — это была очень соблазнительная возможность. Все же, официальным Главным конструктором заряда был в КБ-11 Евгений Аркадьевич Негин, а зам. Зама очень часто и воспринимают, как зама, даже если он — Первый зам. Встречают-то по «одежке», особенно — в высоких руководящих кабинетах.

Писаная история ядерных оружейных работ в СССР далеко не всегда полна, и возникшую ситуацию мы знаем, в основном, со слов Аркадия Адамовича Бриша, Главного конструктора московского НИИ автоматики, разрабатывавшего ядерные боевые части. Итак, на рубеже 50-х-60-х годов на Урале, в НИИ-1011, возник кризис: сложилась тяжелое положение в высшем руководстве. Неожиданно, в одночасье, умер заместитель Главного конструктора В.Ф. Гречишников, умер способный директор института Д.Е. Васильев, ушел из активной деятельности тяжело болеющий К.И. Щелкин.

Все трое были, в общем-то, весьма молоды. Об их подчиненных и вообще говорить не приходилось — на Урал старались отбирать людей хотя и с опытом, но помоложе. И вот, после смерти в 1958 году Гречишникова и ухода в 1960 году Щелкина с поста Главного конструктора и Научного руководителя НИИ-1011, Фишману было предложено перейти на работу в «Челябинск-70» (ныне Снежинск) на должность Главного конструктора. Эта деталь биографии Давида Абрамовича, неизвестная даже многим седым «бомбоделам»-ветеранам, заставляет посмотреть на него, на его положение и на его судьбу совершенно иными глазами.

Перемещение Фишмана в НИИ-1011 было бы надежным выходом из кризиса, однако переводу резко воспротивился «ЮБ» — Юлий Борисович Харитон. Он заявил, что категорически не согласен с переводом Давида Абрамовича на другое предприятие, поскольку Давид Абрамович, как разработчик ядерных зарядов, в данный момент наиболее нужен в КБ-11. Мнение же Харитона весило в отрасли очень много, чуть ли — не все!

Во всяком случае — в данном конкретном случае.