Обсуждались перспективы ядерных вооружений, и оружейникам было сказано, что им надо готовиться к новым испытаниям. Собственно, подготовка к ним велась в КБ-11 с конца 1960 года — внешнеполитическая обстановка подталкивала к такому решению и без высоких совещаний. Официально же о выходе СССР из моратория было объявлено 31 августа 1961 года, а 1 сентября был проведен первый взрыв из большой серии воздушных испытаний.
1961-й год вошел в историю планеты как год Гагарина. Но он же стал важным, рубежным годом и в процессе продвижения России к ядерному паритету с Соединенными Штатами — в 1961 и 1962 годах завершилась разработка широкого класса ядерных боеприпасов для боевого оснащения различных систем вооружения Советской Армии.
Чтобы понять — насколько напряженными оказались два первых года после моратория, сообщу, что после первого испытания 1 сентября до 4 ноября 1961 года было проведено 37 испытаний, и еще 44 — с начала августа до конца декабря 1962 года. Всего же за два года было произведено 137 ядерных взрывов. Доля КБ-11 составила 81 испытание. Саров испытал тогда около 30 типов термоядерных зарядов, всех типов термоядерных и 9 типов атомных зарядов прошли полномасштабную отработку и в составе 20 типов боеприпасов были переданы на вооружение различных видов войск.
Таким стал итог огромной комплексной работы всех оружейников — физиков, инженеров, рабочих. И всегда между «взрывом» новых идей теоретиков и полигонным взрывом заряда стояли конструкторы, призванные привести к «общему знаменателю» задумки физиков, результаты экспериментов и опытной отработки, возможности технологов и потребности военного «заказчика», эксплуатирующего боеприпасы в войсках и на объектах Министерства обороны.
Вооруженные Силы СССР становились в полном смысле этого слово ракетно-ядерными. И в 1962 году Давиду Абрамовичу присваивается звание Героя Социалистического Труда.
В 1963 году Фишман становится доктором технических наук. Его авторитет среди коллег — и конструкторов, и физиков, непререкаем. И это — честный, абсолютно трудовой и полностью заслуженный авторитет. О некоторых руководителях говорят: «Осуществляет общее вмешательство в дела подчиненных». Применительно к Давиду Абрамовичу эту полупрезрительную, полунасмешливую характеристику можно было переформулировать уважительно, так: «Осуществляет конкретное и положительное влияние на дела подчиненных, и — не только их».
Да, Фишман имел уже несомненный «общеобъектовый» вес. И поэтому, например, весьма молодой (тогда все были молодыми), но уже заслуженный, теоретик имярек мог — получив руководящее назначение — тут же пойти за советом к Давиду Абрамовичу: как лучше управляться с не очень-то организованной и не очень-то склонной к руководству ей «теоретической массой» подчиненных. И Фишман советовал — мягко, мудро, а, главное — результативно.
Андрей Дмитриевич Сахаров, пик активной оружейной работы которого тоже пришелся на годы укрепления роли Фишмана в ядерном оружейном деле, написал о Фишмане в отзыве от 7 мая 1962 года так: