Атомный конструктор №1

Фишман только-только «разменял» четвертый десяток. Стать Главным конструктором в такой возрасте — уже зрелом, но еще не почтенном, было не просто лестно… Это было хорошей заявкой на перспективу, на дальнейший рост. Однако Давид Абрамович остался, пусть и не по своей воле, «в нужное время на нужном месте». Обычно последнюю формулу употребляют тогда, когда имеют в виду удачу, но у Фишмана вышло, пожалуй, наоборот. Место, на котором он оказался (точнее — остался) после отказа ему в переезде на Урал, было нужным делу, но так ли уж оно было нужно возмужавшему Фишману?

К СЛОВУ, будь сказано, дела на Урале закончились тем, что Главным конструктором и затем директором предприятия в 1960 году был назначен 40-летний газодинамик Борис Николаевич Леденев. С 1958 по 1960 год он находился в Китае, будучи одним из советских советников в ядерной программе КНР — страница истории, ныне почти забытая.

Леденев работал в КБ-11 с 1947 года, был участником разработки РДС-1, получил за это в октябре 1949 года свой первый орден Ленина (второй — в 1956 году), и тогда же впервые стал лауреатом Сталинской премии (второй раз — в 1953 году). С должности начальника газодинамического сектора КБ-11 он уехал в Китай, а, вернувшись, попал почти сразу «с корабля» если и не «на бал», то — в руководящее кресло.

Леденев — спокойный красавец с ранней сединой в густом волнистом чубе, был родом из станицы Урюпинской Войска Донского и норов имел. И на Урале, как сообщает изустная история, у него возникли нелады с физиками, в частности — с их лидером Евгением Забабахиным, Героем Социалистического Труда, трижды лауреатом Сталинской премии 1949, 1951 и 1953 годов, будущим академиком, а тогда — членом-корреспондентом АН СССР.

С августа 1960 года Евгений Иванович — бывший однокашник Евгения Аркадьевича Негина по Военно-Воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского — стал Научным руководителем НИИ-1011. И, похоже, нашла коса на камень.

Карьера Леденева на Урале не заладилась, он был переведен в заместители Научного руководителя по испытаниям, а Главным конструктором уральского КБ-1 назначили молодого — только-только за тридцать, физика Бориса Васильевича Литвинова, будущего Героя Социалистического Труда и лауреата Ленинской премии 1966 года. Судя по всему, Забабахина в Главных конструкторах заряда больше устраивал даже не газодинамик, а вообще теоретик! Подход это был неоднозначный, весьма сомнительный, однако на Урале победивший.

Я это все к тому, что, может быть, судьба и «ЮБ» распорядились и правильно? Несмотря на всю неконфликтность Фишмана, на Урале и у него все могло пойти далеко не самым благополучным образом… Взгляды на конструирование зарядов на Урале начали устанавливаться тогда несколько авантюрные, а уж чего-чего, а авантюризма — ни житейского, ни технического, Фишман на дух не переносил.

Леденев, между прочим, в 1965 году вернулся в КБ-11, но в бывшем родном «дому» высоко уже не поднялся, и в 1969 году — пятидесяти лет от роду, умер.

Так или иначе, Фишман вошел в историю развития советского ядерного оружия Первым заместителем Главного конструктора на родном «Объекте». Но вошел он в отечественную «атомную» историю фигурой не меньшего — как минимум — масштаба, чем любой из его «Главных» коллег.

Скажем, Аркадий Адамович Бриш, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР, Заслуженный деятель науки, начал карьеру ядерного оружейника на год раньше Фишмана — с 1947 года, и работал в КБ-11 до 1955 года, а затем был переведен в Москву. Бриш — фигура яркая, в юности партизанил в Белоруссии, видел многое и многих, особенно после того, как был взят в столицу и вошел в советскую «секретно знаменитую» элиту. Тем не менее, о Фишмане он отозвался так:

«Ту роль, которую сыграл Давид Абрамович Фишман, трудно переоценить. Он был очень динамичным, грамотным человеком, который заботился о прогрессе ядерного оружия, о создании на основе новых достижений науки и техники новых, более совершенных зарядов, являвшихся основой ядерных боеприпасов, основой ядерного щита нашей Родины.

Это ему, вместе с коллективом, безусловно, удавалось. Фишман был не просто конструктор, он был хороший ученый, хороший физик, и все вопросы с ним можно было решать на принципиальной основе. Нужно сказать, что нам очень повезло, что Давид Абрамович существовал, мы многому у него научились, и мы вместе смогли найти решение сложных, неоднозначных вопросов.

Когда я вспоминаю Давида Абрамовича Фишмана, я вспоминаю великолепного специалиста, который занимался не только узкой проблемой разработки ядерного заряда, но и в целом вопросами ядерного оружия, вопросами надежности и безопасности. Он был прекрасным руководителем, отчетливо сознававшим перспективы развития ядерного оружия и уделявшим этому вопросу большое внимание. И, конечно же, я храню в сердце образ прекрасного, многопланового, душевного, исключительно интересного человека, общение с которым приносило мне радость.