Атомный конструктор №1

Но и для конструкторов временная заминка оказалась полезной. Во-первых, до моратория было испытано немало экспериментальных зарядов, и те из них, которые подтвердили ожидания разработчиков, надо было делать серийно способными. Накопились проблемы, связанные с безопасностью зарядов, улучшением их эксплуатационных качеств, повышением устойчивости к траекторным воздействиям, когда заряд испытывает перегрузки и вибрации при полете носителя. Много времени и сил занимали новые системы зарядов — так называемые «бустеры».

Во-вторых, в период моратория шла работа по компоновке зарядов в боевых отсеках и головных частях новых ракет-носителей. И теперь, когда экспериментальные варианты зарядов разрабатывать «для полигона» не требовалось, появилась возможность перенести центр тяжести конструкторских усилий на это направление, тем более, что в 1959 году завершались летно-конструкторские испытания ракеты Р-7. Для «атомных» конструкторов во главе с Фишманом здесь тоже было много дел и интересных задач.

Последний пуск «семерки» с измерительным «макетом» заряда КБ-11 состоялся в ноябре 1959 года — головная часть достигла Камчатки. А 20 января 1960 года Р-7 была принята на вооружение только что созданных Ракетных войск стратегического назначения, Главкомом которых стал Главный маршал артиллерии Неделин. При этом форсировались работы по ракете Р-7А и по ее оснащению более совершенным зарядом второго поколения. Общими усилиями ракетчиков и ядерщиков (сумевших сохранить мощность заряда при уменьшении его веса) дальность стрельбы у Р-7 А увеличивалась до 10 тысяч километров!

Ядерный статус СССР укреплялся, хотя ядерные испытания и были приостановлены. Выручал задел, созданный испытаниями 1958 и более ранних годов. И в период моратория конструкторы, как и физики, получили возможность критически осмыслить прошлое в интересах будущего. Кроме того, отсутствие жесткого «полигонного» прессинга позволяло имеющийся задел расширить и подкрепить сотрудничеством с теоретиками.

То есть, никакой «деморализации» в конструкторском «кусте» КБ-1 с началом моратория не произошло. И тут можно говорить о заслуге Давида Абрамовича, умевшего создать и поддержать должный деловой настрой… В это неоднозначное время коллектив КБ-1 очень выручало и то новое пополнение, которое создавало атмосферу веселого и неистребимого оптимизма, свойственного молодости, уверовавшей в свои возможности.

К началу 60-х годов в разных отделах КБ-1 работали многие десятки инженеров, каждому их которых не было и тридцати, но которые имели по несколько лет «бомбодельного» стажа. Для работы мысли — если она молода и пытлива — мораториев не существует. Поэтому новые идеи появлялись и у физиков, и у конструкторов. В итоге рос хороший интеллектуальный «задел» для будущих — фактически неизбежных — работ.

И тут роль Фишмана тоже была велика и очевидна.

Временная передышка позволила впервые задуматься также о перспективах мирных ядерных взрывов в интересах народного хозяйства. Тогда это направление лишь возникало, но впоследствии в СССР была реализована масштабная и разнообразная мирная ядерная программа. Рассказать о ней стоило бы отдельно, хотя такой рассказ очень уж выйдет за рамки темы. Однако в своем месте я о ней скажу.

В период моратория у теоретиков КБ-11 появились и первые мысли о чуть ли не фантастических, но технически реализуемых грандиозных проектах типа «взрыволета» Сахарова — космического летательного аппарата со стартовой массой 5000 тонн и полезной нагрузкой в 1000 тонн.

Прикидывали возможности создания атомных взрывных электростанций, взрывомагнитных генераторов и т. п. К проектной проработке всех подобных идей привлекались и конструкторы — чего без согласия и поддержки Давида Абрамовича, конечно же, быть не могло. Евгений Георгиевич Малыхин — на него я еще буду ссылаться, в 2000-е годы писал:

«Когда вопрос о моратории на воздушные испытания стал реальностью, видимо, впервые возник вопрос о конверсионной тематике института. Я и еще один сотрудник были приглашены к Д.А. Фишману. И там в присутствии А.Д. Сахарова нам было объявлено следующее: мы немедленно с чертежными досками переселяемся на 21 площадку в кабинет Андрея Дмитриевича Сахарова, где в течение 1–2 месяцев, основываясь на накопленном опыте, занимаемся предэскизной проработкой ряда проектов, адекватных по возможности тем, что уже созданы в институте, но — для использования их в мирных целях.»

Одним из таких проектов, который прорабатывал Малыхин, как раз и был «взрыволет». Так что и в годы моратория зарядное КБ развивалось, как и весь саровско-«кремлевский» ядерный центр.

Рос и город.

В ПЕРВЫЕ годы существования «Объекта» на месте лесного поселка Сарова возникла одна большая стройка — размещаться КБ-11 на первых порах, кроме зданий бывшей Саровской пустыни, было негде, а их катастрофически не хватало.