Атомный конструктор №1

На моем жизненном пути встретились уникальные люди — Ю.Б. Харитон, И.Е. Тамм, Е.П. Славский, Я.Б. Зельдович, Н.Л. Духов, С.Г. Кочарянц, К.И. Щелкин, и многие, многие другие. Давид Абрамович Фишман был одним из таких великанов духа.»

В списке, который привел Бриш, три академика АН СССР, один член-корреспондент, пять трижды Героев Социалистического Труда, один дважды Герой — Самвел Григорьевич Кочарянц, и один Герой Социалистического Труда — академик Тамм. Неформально попасть в такую «обойму» — это.

Ах, да понятно, что это — более чем лестно.

Как и остальные лица из «списка Бриша», Фишман не был обойден в своей жизни государственным наградным «золотом», но если посмотреть на его жизнь и судьбу не через призму наград и должностей, а по существу, то надо сказать, что конец 50-х и начало 60-х годов стали для Давида Абрамовича прежде всего годами непрерывно возрастающей ответственности и нагрузки.

Награды были лишь производными от этой нагрузки, естественным результатом огромных усилий. Причем усилия, затрачиваемые на реализацию крупных научнотехнических проектов, всегда имеют двоякий характер: если во главе проекта стоит сильная инженерная фигура, то она накладывает свои личные усилия на коллективные усилия многих. Если одно не конфликтует с другим, мы имеем в итоге плодотворный синтез личностного и коллективного. Примеров тут можно привести много: тот же Туполев в авиации, Королев — в ракетном деле…

Фишман был неординарной фигурой, но можно ли его назвать «атомным Туполевым»? Или, более того — советским «атомным Эдисоном»?

Нет, конечно! Но дело не в масштабе личности, а в специфике деятельности. Современный самолет — это даже не сложнейшая конструкция, это — сложнейший комплекс сложнейших конструкций! Охватить все проблемы одному человеку здесь невозможно. И Туполев был скорее инженерным дирижером, который сам на инструментах не играет и в технику исполнения каждой отдельной партии того или иного инструмента не вдается. При этом отслеживал Туполев вряд ли более пяти-семи проектов одновременно, включая перспективные.

Фишману приходилось отслеживать многие десятки проектов — какие на бумаге, какие — «в железе», и, хотя сам по себе ядерный или термоядерный заряд — конструкция в инженерном отношении неизмеримо более простая, чем стратегический бомбардировщик или МБР, это — очень специфическая конструкция. К тому же, все инженерные новинки в ней сами по себе значат мало без всесторонней апробации, во-первых. Во-вторых же, все они сразу оказываются на крайне секретном «листе». Это — не лампочка Эдисона или его же фонограф.

И масштаб Главного конструктора зарядов определяется, пожалуй, тем, как он ставит себя по отношению к физикам и к высшему, говоря языком современным, менеджменту.

С Фишманом считались и ученые, и руководство, а это было немало.

Глава 7 Смерть Курчатова, новые работы и путь к паритету

В 1960 году атомная отрасль потеряла свою живую легенду — Курчатова. Игорь Васильевич мгновенно скончался 7 февраля в Барвихе, во время спокойного разговора на лавочке один на один с Юлием Борисовичем Харитоном.

Всего лишь 12 января они вместе отмечали пятьдесят седьмой день рождения Курчатова, а менее чем через месяц его не стало. Редкий случай: есть фотография, которая фактически воспроизводит ситуацию смерти Курчатова — незадолго до нее Игорь Васильевич и Юлий Борисович сфотографировались в такой же ясный зимний день, в тех же пальто и шапках, на той самой садовой скамье.

В последний день Курчатова — уже февральский, они сидели и беседовали так же спокойно и о том же. И вдруг Харитон задал вопрос и не получил на него ответа.

Харитон вопрос повторил и опять не получил ответа. Он повернулся к Курчатову, а тот уже скончался — мгновенно и беззвучно.

В 1959 году Курчатов выступил на XXI съезде КПСС и, как бы подводя итоги испытательной «сессии» 1958 года, сказал: «Советская Армия получила еще более мощное, более совершенное, более надежное, более компактное и более дешевое атомное и водородное оружие».

За многими из этих «более.» стояла работа Фишмана и его конструкторов-зарядчиков, а какие-то «более.» были достижениями Курчатова и его коллег-физиков. При этом у каждого курчатовского «более.» были резервы совершенствования. Увы, отныне Игорь Васильевич уже не мог реализовать свои замыслы, и не только в сфере обороны. Это была огромная утрата для ядерщиков — не только профессиональная, но, для очень многих, и личная.

В том числе — и для Давида Абрамовича.

Летом 1961 года Хрущев провел в Кремле большое совещание по проблемам стратегического ядерного оружия, куда от Министерства среднего машиностроения были приглашены министр Ефим Павлович Славский, его заместитель Зернов, Научные руководители КБ-11 и НИИ-1011 Харитон и Забабахин, ряд Главных конструкторов (в том числе — Кочарянц), а также Сахаров.