Атомное комбо

— Она очнулась, — сказала я ему, едва успевая отойти в сторону. В такие вот моменты понимаешь, что он всё-таки Гончий, а никакой не Загнанный.

В любом случае, бедняга Рик не задержался там надолго. Он вылетел из «медицинского кабинета» уже через минуту, подгоняемый разъярёнными криками своей хозяйки. Похоже, на сказочный конец у их истории он надеялся совершенно напрасно.

Мы стояли с ним по обе стороны от двери, не глядя друг на друга, но внимательно слушая вопли Николь.

— Да чтоб ты сдох! Ты же знал, подонок! Всё знал! Почему я должна отвечать за такого идиота?! Посмотри, что он сделал со мной! Это всё из-за тебя! Что мне теперь… что мне теперь, по-твоему, делать?! Как я теперь…

Больше всего на войне женщины боялись умереть (или вернуться домой, что ещё страшнее) изуродованными. Одно дело — лечь в цветочном поле с аккуратной дырочкой в груди, и совсем другое — захлебнуться в осенней грязи с лицом, развороченным осколками. Страшно, что тебя запомнят именно такой, когда будут хоронить. Что в тебе не останется не только ничего героического, но и человеческого.

Николь же никогда не было обычной женщиной. Для неё внешность — способ пропитания. Её всё. В общем-то, поступить так с ней на месте Загнанного было очень жестоко, хотя и вполне оправдано.

— Можешь забрать её завтра, — сказала я, следя за тем, как наверху по краю окопа ходят мужчины. Их шаг был намерено нетороплив, взгляды — внимательны, а улыбки — кровожадны. — Сегодня пусть побудет здесь.

— И что… — прохрипел он, горбясь. — Что мне делать?

Едва ли ему требовались медицинские указания или советы по уходу за больным. Этот вопрос был более общим, но едва ли кто-нибудь мог на него ответить.

* * *

Ужаснее времени на войне, чем промежутки между битвами и маневрами, не придумать. Кто-то сходил с ума от страха, кто-то — от скуки, но «лечились» и от первого и от второго одинаково: выпивкой, картами, женщинами. Когда тыловое обеспечение запаздывало, а вокруг не было ни единого населённого пункта, из трёх способов борьбы с хандрой оставались только карты. Правда, это дело имело свойство быстро надоедать, так же как и лица партнёров и их вечное жульничество. Солдатам хотелось чего-то… чего-то… особенного.

Стоило Николь исчезнуть из мужского поля зрения, и всё внимание переключилось на меня. Первый день это были лишь недвусмысленные взгляды, на второй (когда должен был выйти Ранди) — окрики и «случайные» прикосновения. При этом ни мои угрозы, не даже приставленный к горлу нож не могли разбудить солдатскую совесть.

— А ты, оказывается, дикая штучка, Палмер.

— Судя по тому, как ты отрывалась с тем «чёрным», ты лишь притворяешься целочкой.

— Не думай, мы не осуждаем. Нам нравятся с норовом.

— Мы впервые делаем такое предложение дваждырождённой, поэтому обещаем, что будем соблюдать очерёдность, как истинные джентльмены.

Ха-ха-ха!

С некоторых пор мне стало опасно даже отходить по нужде. Я старалась держаться Джесса, но лишь в очередной раз убедилась, что на войне не стоит слепо полагаться на кого-то. Особенно на наркомана, на которого не стоит полагаться вообще никогда.

Джесс Эсно истощил все свои запасы наркоты, и у него началась ломка. В таком состоянии рядом с ним было небезопасно находиться даже Седому, не говоря уже обо мне.

— Ты кто такая? — вытаращив глаза, спрашивал он в перерывах между бессознательным бредом и судорогами. — Ты чего здесь делаешь?

И это человек предлагал мне выйти за него замуж.

— Выпей воды, — просила я, поднося флягу к его рту.

— Это она тебя подослала? — рявкнул Эсно, отталкивая мою руку. — Не держи меня за идиота! Как будто я стану пить что-то присланное этой сукой!

Да, вероятно у этого парня было весьма трудное детство и непростые отношения с молодой мачехой. Это и понятно, на войну от хорошей жизни не сбегают.

— Это обычная вода. Вот, гляди. — Я сделала скупой глоток из фляги. — А теперь ты…

Вообще довольно мило с его стороны думать, что на войне его попытаются убить столь изящным способом.

— Ты меня не обманешь! Ха-ха! Она уже пыталась, но я… — Улыбка сползла с его бледного лица. — Где Шеви? Что ты сделала с Шеви?

В таком тоне можно говорить лишь о потерянной плюшевой игрушке.

— Ты про Седого, что ли?

А ведь Эсно сам рассказывал, как при первой встрече со своим телохранителем (ему тогда было семь, а Седому — двадцать) верещал, не желая оставаться с ним наедине. «Я ничего страшнее этого мужика в жизни не видел» — говорил Джесс. А теперь «Шеви», подумать только.

— Где его носит? Какого чёрта он делает?!

— Да он просто отошёл на минутку. Ну знаешь…

Судя по выражению лица, Джесс поверил бы мне только в том случае, если бы я сказала, что Седой его бросил. Потому что он ожидал это услышать. С его точки зрения, именно сейчас, когда ему плохо и он абсолютно беспомощен, потеря последнего верного человека была бы логична.

— Я всегда знал… Значит, всё-таки… Ну и чёрт с вами! Как будто мне нужна чья-то помощь! Мне никто не нужен! Только… — Эсно начал ползать по земле, переворачивая всё вверх дном. — Где?.. Куда ты их дела? Я помню… Да, я оставил их здесь! Они были здесь! Отвечай!