Встряхнув головой, мужчина несколько раз провёл ладонью по стриженному затылку, по лицу, по шее. Он приближался так медленно, что первые минуты узнаваемой в нём оставалась только походка.
— Сдохнуть — это ещё ничего, — рассуждали солдаты. — А если ты попадёшь в плен? Тебя затрахают там до смерти. И после твоей смерти ещё найдётся пара-тройка тех, кто не побрезгует «объедками».
Превращение абстрактного «мужчины» в Ранди происходило нарочито неторопливо, как того и желал последний. Атомный знал, что я его заметила, и хотел, чтобы я прочувствовала этот момент острой нужды. Исчезнуть этих двоих может заставить только он. Он, вообще, единственный на земле мог сделать всё, что я не попрошу, поэтому нести всю ту чушь пару дней назад было очень неосмотрительно с моей стороны. Да, по-настоящему обидеть его мог только один человек, но прежде чем поступать так, этому человеку стоило раскинуть мозгами. И вот теперь Ранди давал мне время, чтобы понять это, и в очередной раз удивиться:
Не то чтобы за три дня я позабыла об этом, но смотря на него свежим взглядом, я с гордостью признавала: «Лучший. Мой». Странно, что такие мысли приходили в голову, когда он делал что-то настолько обыденное: разминался, умывался, прогуливался, смотрел на меня. Логичнее было бы восторгаться им разъярённым, жестоким, умытым кровью. Наверное.
— Не скажу, что мы уже давно перестали верить в нашу победу, но положение вещей…
— Или ты предпочитаешь раздвигать ноги перед «чёрными»?
Я убрала автомат, заводя его себе за спину. Если рядом был Атомный, любое оружие утрачивало силу и значимость, однако солдаты растолковали этот жест по-своему.
— Ну вот, сразу бы так!
Прежде чем один из них успеет схватить меня за шиворот, Ранди положил ладонь на его черепушку, сжал пальцы и повернул голову бедняги к себе так резко, что едва не свернул ему шею.
— Ты только что хотел прикоснуться к моей Пэм? — очень тихо поинтересовался Ранди. Он смотрел исключительно в глаза своей жертве, но это не помешало ему предотвратить атаку солдата, подоспевшего на помощь своему другу. — Или вас интересовали не только прикосновения?
— Ч-что? Я не понимаю… — лепетал тот, чью голову сжали тиски сильных пальцев. Его приятель валялся на земле, согнувшись пополам от удара в живот. — Мы ничего т-такого…
— Забудь, ничего не говори. — Ранди поморщился. — Отвратительнее твоего голоса я в жизни не слышал.
Этим ребятам не повезло вдвойне: лезть ко мне у него на глазах и стать первыми, кого он встретил после освобождения. Отбывая наказание в том мерзком, тёмном, холодном месте, Атомный думал лишь о том, что сделает, когда его покинет. Он был голоден (его не кормили всё это время), он сходил с ума от нереализованной ненависти (он никого не убил за эти три дня), он желал наказать меня (окрестив его гнусным предателем, я больше не приближалась к его тюрьме). У Ранди чесались руки, и тут вдруг такой случай, просто божье проведение.
— Лучше я спрошу у моей Пэм, о чём вы тут болтали. — Он посмотрел на меня, улыбаясь так, как если бы был счастлив, наконец, меня увидеть. Без всяких условностей. — Хотя она ещё та врунишка, сейчас она мне точно скажет правду. Так ведь?
— Кажется, этот говорил что-то об игре в прятки.
— Это ваша любимая игра, да? — проговорил Ранди, сверху донизу осматривая парня. Тот бестолково помотал головой, насколько это позволяла чужая рука. — Твой жалкий член куда более честен.
— Думаю, они не будут против, если мы «поиграем» вчетвером, — предложила я. — Ведь так даже веселее.
— Нет… я… мы не…
— Что? — переспросил Ранди.
— Похоже, он уже не хочет.
— Тогда мы можем сыграть во что-нибудь другое, — предложил великодушно Атомный. — Давай, спросим у его друга.
Я присела на корточки перед этим самым другом, задыхающимся от боли.
— Кажется, этот уже наигрался.
— Ах ты… паскуда… — прошипел едва слышно тот. — Думаешь, Голдфри спустит вам это с рук?
— Вы кое-что забыли, парни, — ответила я шёпотом. — Больше «псов» и контроллеров, Голдфри ненавидит стукачей. — Озадачено подперев подбородок кулаком, я раскачивалась на пятках. Вперёд-назад, вперёд-назад, словно маятник. — Так во что бы нам с вами поиграть?
Глава 34
Не скажу, что вину тех солдат могла искупить лишь кровная месть, но и не банальное «прости». Серьёзность наших с Ранди намерений касательно этих двух совпадала с серьёзностью их планов на меня. Мой юный возраст, мой статус, моя обязанность спасать и лечить таких, как они, включали перед ними красный свет, который они проигнорировали. Перед нами красный свет включал один лишь устав, поэтому не им винить нас в подлости и жестокости.
Меня почти не мучила совесть.