А потом они будут — не разлей вода. Стоит только потерпеть, ей и ему. Как будто бы…
Я сразу поняла, что всё будет иначе, чем в случае с Эсно. И не из-за очевидного бешенства майора, а потому что, приблизившись к Николь, он не озвучил число ударов, как делал это раньше. Без вступления телесное наказание перестало быть таковым и превратилось в публичное избиение, но, похоже, Голдфри было плевать на правила. Он опустил формальности умышлено: Николь не должна была знать, когда кончится её ад, отчего он становился ещё страшнее и болезненнее. С Джессом было проще: он считал удары. Один — значит ещё четыре. Два — ещё три. Три — уже больше половины. Голдфри оставил ему надежду. К Николь же он не был так благосклонен.
Наверняка, она и Загнанный думали, что в некоторой степени ей повезло: её наказывает обычный человек, не тайнотворец. В руках Пресвятого плеть превращалась в нож, режущий до кости одним ударом.
Конечно, первое время — упрямая, сильная женщина — она сдерживала крики, так что те, у кого был не самый удобный угол обзора, начали думать, что ей ни капли не больно. Те же, кто видел, как плеть разрисовывает её шею, спину, ягодицы и ноги, стискивали зубы, желая озвучить эту боль за Николь.
Но она справилась с этим и самостоятельно, выпуская отчаянный вопль, когда плеть щёлкнула возле её лица. Краем глаза я заметила, как дёрнулся Загнанный. Он тоже готовился терпеть до последнего, но, как и его контроллер, переоценил себя.
Я досчитала до десяти, когда Николь взмолилась на грани беспамятства:
— Ри-и-и-ик! А-а-а! Спаси-и! Я не могу… не могу больше!
При таких вот обстоятельствах мы узнали имя Загнанного. Приятно познакомится, ничего не скажешь.
— Помоги мне! — рыдала она, крича в унисон со свистом плети. — Ты же… можешь… Мне так…
Это должно было произойти рано или поздно. Её крики о помощи, его потеря контроля. Рик рванул к Голдфри со скоростью пули, выпущенной из ружья, но каким-то образом, словно между Эсно и его «псом» была негласная договорённость, Седой бросился ему наперерез. В итоге слепая ярость проиграла хладнокровию и опыту: Загнанный оказался на земле, вынужденный продолжить просмотр с нового ракурса. Но зато он добился своего — Николь признала в нём единственного человека, способного её спасти, хотя он не только не спас, но своим очередным необдуманным порывом увеличил число избитых солдат с одного до двух.
Всё закончилось минуты через три. Пустяк, а не срок, но только не для этих двоих. Этого времени хватило, чтобы один из них стал похожим на потерявшего всё в одночасье старика, а другая — на заплаканного, беспомощного ребёнка.
Голдфри остановился лишь, когда она потеряла сознание от боли. Швырнув окровавленную плеть на землю, он направился прочь из круга. В мою сторону, но казалось, что конкретно ко мне. Это было действительно страшно, потому что он вполне мог решить, что одного карцера для Ранди недостаточно, да и мне не помешала бы профилактика. К тому же, майор не выглядел довольным наказанием и собой.
Но он лишь приказал мне — девушке, санитару — привести Николь в порядок.
Прежде чем призвать Джесса Эсно в помощники и приступить к выполнению своих обязанностей, я взглянула на Загнанного. Избитый, он не создавал впечатление человека, способного постоять даже за себя. За свою хозяйку? Хотя, возможно, в этом и заключался основной замысел Голдфри? Изувечить, а потом отдать Николь — беззащитную женскую плоть — на растерзание солдатне, сочтя это неофициальной частью наказания. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так… в любом случае Загнанный придёт в себя нескоро.
Разрезая верёвки, я чувствовала на себе взгляды, от которых по спине бегали ледяные мурашки.
Глава 33
Я насчитала двадцать семь шрамов, и ни один из них не был похож на другой. Впервые я видела ненависть Голдфри так близко и даже могла к ней прикоснуться. Художественно изуродованная женщина, облачённая в королевский пурпур. Это было бы красиво, окажись её кожа холстом, а плеть — кистью. Шедевр экспрессионизма.
Голдфри мог бы стать художником, если бы не армия. Так же и я могла бы стать прекрасной рукодельницей, если бы не война. Я ловко обращалась с иголкой, Николь должна была оценить мой талант через пару месяцев. Конечно, стоило ей отойти от анастетика, она послала меня к чёрту, но это лишь потому, что не видела свою спину до и после.
— Катись к чёрту, — простонала Николь, как если бы увидеть после пробуждения в первую очередь меня — часть пытки. — Не смей… смотреть на меня так. Мне не нужна твоя жалость.
Я вышла из землянки, решив, что, возможно, ей нужна жалость кого-нибудь ещё. Под дверью как раз сторожил её пробуждение Загнанный. Бедняга Рик теперь ходил, стоял и сидел, обхватив себя руками. Эта поза придавала его и без того удручённому образу некую беззащитность, пугливость и обиженность. На самом деле у него просто были переломаны рёбра, и даже если он не испытывал боль, привычную и понятную нам, он чувствовал что должен защитить своё изломанное тело. Смотреть на него такого было неприятно и любопытно одновременно.