Атомное комбо

Когда Ранди выпрямился, оставляя солдат лежать на земле, я подумала «с возвращением!». Это казалось странным, хотя и правильным: Атомный вернулся таким, каким я его видела в последний раз. Со сбитыми в кровь руками, тяжело дышащим от гнева, а не от усталости, и всё ещё не удовлетворённым. Ни эти несостоявшиеся насильники, ни Митч, ни весь ублюдочный квартет — наверное, уже ничья боль и смерть не могли удовлетворить его полностью. С каждым новым сражением Ранди становился всё ненасытнее. Запах крови стал для него наркотиком, он уже не мог без убийств.

Я невольно задумалась над тем, что будут делать после войны такие бездомные моральные калеки, но Ранди одним взглядом выгнал из моей головы все мысли.

— Так на чём мы с тобой остановились?

Это было бы смешно, если б не было так страшно. Почему Атомный счёл именно этот момент самым подходящим для продолжения нашего разговора? Почему он вообще решил, что его нужно продолжать?

— А ты не хочешь для начала…

— Нет, — отрезал он, переступая через безмолвных противников. — Важнее всего сейчас понять, что ты понимаешь под предательством.

Мы знаем друг друга так долго, а рамки верности так и не установили. В Раче, в детстве всё было проще, даже верность была простой, детской. Она предполагала всего лишь ненависть ко всему вражескому — от сигарет до цвета. Взрослая верность превращала во врагов не только «чёрных», но и всех красивых женщин, претендующих на Ранди в том самом порочном смысле. Я готова была обвинять его в измене, даже если он задержит свой взгляд на одной из них дольше, чем на секунду. Но как ему это объяснить? Ему нужны слова, а я чувствую это интуитивно.

Как оказалось, Ранди нужны были не только слова. Он протянул ко мне руку, но отнюдь не для объятий. Схватив за запястье, Атомный потащил меня за собой так быстро, что мне пришлось бежать.

— Я поступил с тобой несправедливо, Пэм? Я чего-то лишил тебя? В чём заключается моё предательство?

Глядя ему в затылок, я долго сопротивлялась мысли, настойчиво просочившейся сквозь зубы:

— Ты полюбил то, что мне отвратительно.

— Как в случае с сигаретами? — спросил Ранди, не оборачиваясь. — Даже в тот раз, когда я заменил воздух Рачи дымом вражеских сигарет, ты списала всё на войну. Так в чём именно я провинился теперь?

Чокнуться можно. Он считает курение даже большим грехом, чем неверность?

— Не сравнивай женщин с сигаретами.

— Почему нет?

Он ещё спрашивает?! Потому что женщины не так просты, как сигареты, и хотя ему противопоказаны как первые, так и вторые, женщины куда интереснее, желаннее и слаще. Потому что в женщинах его привлекает всё, а в сигаретах один только никотин. Потому что женщины вызывают физическую зависимость тут же, стоит только один раз попробовать, а к сигаретам он привыкал долго, через силу.

Но я, превозмогая стыд, выдавила лишь:

— Потому что это не одно и то же.

— Для меня или для тебя? — Моё молчание вынудило его обернуться. — В чём разница, Пэм? Или ты сама не знаешь?

— Не строй из себя идиота.

— Ты ненавидишь сигареты?

— Ты прекрасно это знаешь.

— И всё-таки я курю вот уже пять лет, — бросил он, дёрнув меня на себя, когда я попыталась высвободить руку. — Ты ненавидишь женщин?

Только тех, которые хотят сделать своим моё.

Молчание в данном случае было ответом.

— Ты позволяешь мне курить, потому что и ты и я знаем: сигареты — это всего лишь вещи. Но женщин ты вещами не считаешь.

— А ты считаешь? — Лучше бы мне и дальше молчать, ведь прозвучало это именно так, как хотел Ранди.

— Значит, ты назвала меня предателем потому, что я сделал с какой-то шлюхой тоже, что те ублюдки сделали с твоей матерью? Или потому что ей понравилось то, что я сделал? А может потому, что она попробовала то, что должно принадлежать одной лишь тебе?

Теперь между нами не было ни расстояния, ни двери — ни малейшего препятствия. Я могла накричать и ударить его, и речь шла не столько о возможности, сколько о полном праве поступить так. Но когда Ранди смотрел на меня, я вспоминала всё, что объединяло нас. Детство, оккупацию, наполненные голодом дни и холодом ночи, месть. Прошлое, настоящее, будущее — с ним была связана вся моя жизнь. Были моменты, когда я думала, что его появление в нашей семье предопределило моё рождение и что моя смерть должна наступить вследствие его поступков.

Его взгляд меня обезоруживал. Я всё ещё не научилась ненавидеть, глядя ему в глаза. Но стоит ему отвернуться…

— Пошли.

— Куда это? — пробормотала я, тем не менее послушно следуя за ним.

— Туда, где я смогу тебя спокойно трахнуть.

Боже-боже, Ранди. Мы знаем друг друга так долго, но ты каким-то чудом умудряешься из раза в раз выкидывать что-то такое, что превращает тебя в абсолютного незнакомца.

Переведя взгляд с его спины, я посмотрела на зажатое в его кулаке запястье, которое я отказывалась воспринимать как моё собственное. Я бы сказала, что просто смотреть на это уже больно, но (не помню с каких пор) боль воспринималась мной только в сочетании с чем-то инородным и враждебным, а если проще: когда Ранди рядом, мне не могло быть больно.