Парадокс номер один.
Отвернувшись от наших сцепленных рук, я только тогда стала замечать других людей. Они словно появились из неоткуда, улыбаясь, подмигивая Атомному и что-то говоря мне. Они стали такими корыстно-дружелюбными и приветливыми. Они думали, что он может защитить меня от каждого из них. В этом они были и правы, и, вместе с тем, глубоко заблуждались. Да, он мог защитить меня от каждого из них, но это не означало, что рядом с ним я в полной безопасности.
Парадокс номер два. Ранди не способен был дать отпор только одному противнику — Атомному псу.
Втолкнув меня в палатку, он забрался следом и навис надо мной. Со стороны казалось, что всё происходит так, как он того хотел, но на самом деле моя абсолютная покорность обескуражила его. Я лишь закрыла глаза и накрыла лицо руками, давая понять, что в происходящем не участвую.
Послышался шорох одежды, звякнула пряжка.
— Взгляни на меня, Пэм. Что такое? Я дам тебе то, что заставляет тебя завидовать потаскухам, чьих имён я даже не знаю.
— Ты не сделаешь этого. — Это ни в коем случае не было попыткой взять его на «слабо».
— Разве? — Ранди развёл мои колени, размещаясь между ними. — Ты назвала меня предателем, я все эти три дня мечтал «искупить свою вину».
— Ха-ха, собрался сделать то, что только что сам же предотвратил? — без особого веселья проговорила я, прижимая предплечья плотнее ко лбу, к глазам. — Хочешь присоединиться к ублюдочному квартету — валяй. Но я не стану смотреть на это.
Страшнее оскорбления для него не придумать. Назвать его предателем — ещё полбеды. Поставить его в один ряд с Митчем, Батлером, Саше и Таргитаем — это болезненнее любых пощёчин и «ненавижу-будь-ты-проклят-пошёл-вон» вкупе.
Но он заслужил, чёрт возьми. Заслужил.
— На это? — повторил Ранди тихо. — На меня? На мою попытку понять, в конце концов, что ты понимаешь под верностью? Объясни мне уже, чёрт возьми! Грёбаные сигареты и шлюхи. Я могу курить первые, но не смею трахать последних, потому что ты видишь в них какую-то разницу! Какую, Пэм?
Похоже, это не было шуткой. Он, в самом деле, не понимал. Что первое, что второе для него — безмолвные, одноразовые вещи. Его общение с ними разыгрывалось из раза в раз по одному и тому же сценарию «использовал — выбросил».
— Мне всё равно. Можешь даже курить шлюх и трахать сигареты. — Прежде чем Ранди успел проклясть день, когда впервые меня увидел, и в смятении покинуть палатку, я сцепила ноги в щиколотках за его спиной. — Но целовать ты не смеешь никого, кроме меня. Твои поцелуи… они должны принадлежать только мне.
Я закусила губу. Мои глаза были сухими, но, казалось, всё внутри — в груди — истекало слезами.
Атомный замер, прислушиваясь к моим словам и дыханию, ощущая мои бёдра под своими. Положение наших тел было совершенно непотребным, но я хотела как-то удержать его, не прибегая к помощи рук, потому что Ранди должен быть рядом, очень близко, но в то же время не видеть моё лицо.
— Всего лишь поцелуи? — прошептал он, проводя большим пальцем по моей губе, высвобождая её из капкана зубов, лаская место укуса.
— Это не «всего лишь», — ответила я, чувствуя всем телом, как он наклоняется. — Мне нужны
Наверняка, он улыбнулся моей жадности, и спустя один удар сердца я уже поняла, что мы примирились. Так просто, ему только надо было правильно прикоснуться и сказать нужные слова.
— Так? — Я почувствовала его губы у себя на подбородке. — Или так? — Его прерывистый выдох опалил скулу. Казалось, Ранди просто пробует меня на вкус. — А может…
Его большой палец соскользнул с моей нижней губы в рот, нажимая на нижнюю челюсть, заставляя открыться. За секунду до настоящего поцелуя, на который я напрашивалась, наше дыхание столкнулось, смешалось, и почему-то именно этот момент показался мне самой интимной частью поцелуя. Мы
У Ранди был солёный, табачный вкус, и это было так… сладко. Я поняла, что мне необходимо попробовать его поцелуи со вкусами горячего шоколада, молодого вина, вишнёвой карамели и лимонно-мятного мороженного. Военные и мирные поцелуи. Холодные и горячие. Пьяные и трезвые. Взрослые и детские. По раздельности и все вместе.