Atem. Том 1

Вот уж что точно, так это то, что душный воздух салона был скован каким-то непомерным количеством запахов, сонмищем невидимых парящих ворсинок теперь щекочущим и в моём носу. Пахло свежестью и мылом, и всевозможными парфюмерными отдушками: приторно слащавыми, цветочными, фруктовыми, терпкими, горькими и ещё с десятком таких, чьи названия звучали как длинные химические формулы. Эта дурманящая феерия ароматов, вдобавок к изощрённой тактильной пытке, казалось, вышибала и мозги. Возможно, я начинал сходить с ума, посему как, несмотря на царившую внутри трамвая тишину, я отчётливо слышал музыку, мелодию, ниспадающую отовсюду. Всё начиналось с протяжного гудения высоковольтных проводов, пронизывающих только-только просыпающийся холодный синий город. А затем громоздкие металлические рога-кисти трамвая начинали играть на воображаемом грифе, дёргая за эти электрические струны. Не слишком аккуратное касание кривых пальцев заставляет струну вибрировать протяжным гулом, сотрясая воздух и словно искажая пространство. Тем временем моя рука, скользнув вниз по спине, находит пристанище на талии Дэниэль, отчего по моим венам на бешеной скорости проносится электрический разряд, вырываясь сквозь кожу звуками французского аккордеона, сливаясь и ассимилируясь с песнью проводов, а дальше — только безумно бьющий по вискам барабанный стук сердца, отбивающий ритм нашего трамвайного танго.

— Мы, случайно, не проехали? — опасаясь потревожить сонных пассажиров, чуть слышно спросила она, всматриваясь в туманно-жёлтую улицу через запотевшее от дыхания людей окно.

— Нет, — ответил я, улыбнувшись, однако в тайне надеясь, быть утянутым за этой так живо гремящей в моей голове мелодией, утянутым подальше от городской возни. — Ты подстригла волосы?

Только сейчас обратил внимание на две невероятно причудливо заплетённые косички, придающие французскому образу штрихи прилежной школьницы, образу, вразрез шедшему с моим представлением её в качестве пылкой танцовщицы.

— Нет! — горячо возразила она, ухватившись за косичку, словно я стоял перед ней и чиркал ножницами, желая откромсать часть себе, возможно, в качестве своеобразного талисмана. — Это так заплетено. Научить? — с чуть уловимыми нотками сарказма прозвучал вопрос-издёвка.

— Научи, — склонившись над пушистым беретом, шепнул я ей на ухо, едва коснувшись губами, заставив тотчас же трусливо попятиться назад. Вот только столпившийся вокруг нас народ не позволил сдвинуться ни на сантиметр. Она по-прежнему оставалась прижатой ко мне, а в моей голове уже выстроилась целая армия злорадно ухмыляющихся шимпанзе, которые торжественно хлопали металлическими тарелками.

Торжество продлилось недолго. На следующей же остановке добрая половина пассажиров сошла и Дэниэль, не скрывая своего довольства, облегчённо выдохнула.

Как оказалось позже, салон трамвая опустел именно по той причине, что остановка называлась «Университет». Мы проехали.

47

Семь пятьдесят. Со всех ног бежим на лекцию. Дэниэль, придерживая злосчастный берет, что-то сварливо ворчит себе под нос, но за шумом городского транспорта слов не разобрать, до меня доносится лишь бессвязное бормотание. Я бегу следом, в военной манере размахивая перед грудью кулаками и с невероятно важным видом, точно опаздывая на тайную научную конференцию.

— Эли! — вновь вырвалось именно это имя. — Эли, постой! — не выдержав, рассмеялся я.

— Штэф! — в присущей итальянцам замашке, экспрессивно вскинула она в воздух руку, очевидно, тем самым выразив своё негодование, от того, что я позволил себе остановиться раньше положенного.

— Давай прогуляем! — сорвалась с языка сумасшедшая мысль, и брови Дэни скептически изогнулись, но в глазах мелькнули искорки задора. — Ну, давай же! Давай?

Дэниэль кинула взгляд на усыпанную опавшей листвой университетскую площадь, по которой торопливо шагали угрюмые студенты и хмурые профессора, затем на меня, а потом снова на площадь. Но эти мимолётные порывы, колебания, это жгучие желание принять соблазнительное предложение, уже горящее в её глазах крохотными огоньками азарта, сдерживались чем-то извне, рискну предположить, опять какими-то вымышленными ею правилами.

— Быстрей! — заметив охранника библиотеки, вывернувшего из закоулка, пронзительно вскрикнула она, всё же отважившись пойти наперекор неписаным законам. И, рывком дёрнув меня за рукав, потянула за собой.

Говоря «давай прогуляем», я подразумевал пропуск лекции профессора. Сейчас же цоканье маленьких каблучков по камню мостовой звучало громким гимном революции. Révolution. Именно так. Только на языке французов. Тук-тук! Цок-цок! Révolution! Именно так. Пренебрежительно. Словно пытаясь отхаркнуть от себя это слово. Тук-тук! Цок-цок! Révolution!