— Прикажите, господин король, запрудить все большие и малые реки на земле так, чтобы ни одна капелька не протекла в море, пока я не кончу свой расчёт, тогда я наверно скажу, сколько капель в море».
— Это не ответ!
— Ты тоже не ответил. А король просил не «правильный» ответ, а «хороший», — победоносно вздёрнула она нос: «Ну, а вот второй вопрос: сколько звёзд на небе?»
— Девятьсот девяносто девять миллионов, девятьсот девяносто девять тысяч, девятьсот девяносто девять. — Полный подозрения взгляд пробежался по моему лицу и опустился назад к странице:
«Пастух на то в ответ:
— Девятьсот девяносто девять миллионов, девятьсот девяносто девять тысяч, девятьсот девяносто одна звезда, господин король».
— В моей армии Хаббл, оттого расчёты и точнее. — Я познал средневековую логику!
«Тогда король спросил:
— Да верно ли?
— Извольте сами пересчитать, господин король.
Пришлось ему на слово поверить, потому что от счёта надо было отказаться.
Задал король третий вопрос:
— Велики ли секунды вечности и сколько в вечности секунд?»
— Ты ждёшь от меня ответа? — Утвердительный кивок. — Так-с, одна секунда — это ровно столько, сколько длится жизнь звезды. А сколько их в вечности? Столько же, сколько капель в океане.
«Отвечал пастушок:
— Господин король, там за ледяным морем стоит алмазная гора. В этой горе сто вёрст высоты, сто вёрст широты, сто вёрст глубины. Через каждые сто лет прилетает туда птица-гриф, поцарапает гору своим клювом и унесёт с собою искорку алмазную. Когда эта птица сцарапает так всю гору, тогда пройдёт первая секунда вечности».
— Твой ответ менее развёрнутый, но он мне нравится больше, — закусила она губу, не позволяя улыбке засиять вовсю ширь.
— Так чем там дело кончилось?
«И сказал на то король:
— На все мои вопросы ты отвечал, как мудрец. С этого времени живи со мною во дворце и будь мне сыном».
По комнате витала своя сказочная тёплая атмосфера, которую создавали две горящие синим пламенем конфорки, зелёные огоньки часов, старомодный торшер, армия теней, мерцающие капли дождя, осыпавшие стекло золотыми горошинами и мы, поочерёдно читающие друг другу сказки. Так прошёл час. Мирную идиллию нарушила подскочившая у Дэниэль температура. Приняв жаропонижающее, она отправилась в постель. Я сидел рядом в кресле и читал сказки, которыми сам увлёкся не на шутку. А больше ничего и не оставалось. Добрых полсотни страниц спустя Дэни наконец заснула, спихнув с кровати лежавший в ногах блокнот. Это было бы весьма комично, окажись он её очередным дневником. Нет, вот не знаю к счастью ли, но не дневник. Нечто, похожее на ежедневник. Все записи – на французском. Хотя правильнее их было бы назвать списками: столбик фраз – столбик цифр. Кажется, речь там шла о ежедневных схемах питания и тренировках. Я не стал вчитываться. Закрыв блокнот, положил его рядом с клавиатурой.
Осторожно коснувшись плеча Дэни, я попытался разбудить её, чтобы попрощаться. Но она спала слишком крепко. Оттого я, как и в прошлый раз, ушёл, оставив на кухонном столе короткую записку «Позвоню утром».
44
Жизнь — весьма эгоистичная и своенравная особа, состоящая в корыстном сговоре со Временем, она частенько превышает свои должностные полномочия. А оно, Время, так наивно, точно ребёнок малый, верит всем её россказням о честном партнёрстве. Время вручило Жизни пульт управления собой же! Усевшись где-то на задворках Вселенной, оно, болтая ногами и ковыряя в носу, безучастно наблюдает за созданием громадной космополитической монополии, во главе которой будет стоять лишь один правитель.
И Жизнь правит. Правит Временем и Человеком. Мотает секунды так, как угодно лишь ей. Довольный Человек — это скучно, Человек должен быть потешным. Вот Жизнь и выбрала для каждого эмоционального состояния Человека свою кнопку на пульте времени: счастье — «ускорение», горе — «замедление», страх — «пауза». Чувство юмора у Жизни специфическое, поэтому на кнопку «повторить» она нажимает лишь тогда, когда Человек отчебучивает что-то глупое. А Время цинично и глухо к мольбам Человека, его мало волнует вопрос скорости. Вот одарило оно Человека таким-то количеством секунд, минут, часов — и точка. Пусть те бегут, как хотят.