Ататюрк. Особое предназначение

Во многих встречавшихся по пути селениях Кемаль устраивал импровизированные митинги.

Не жалея красноречия, он с великой страстью говорил о том, что только они смогут спасти свою родину и именно поэтому надо записываться в отряды «национальных сил».

Да, у них пока нет ничего, кроме любви к родине и желания сделать ее свободной.

Но и это уже было не так мало!

— Только энергия и воля нации спасет страну! — убеждал он. — И я заверяю вас, что не покину Анатолию до тех пор, пока страна не станет свободной! Но если вы хотите, чтобы на вашей земле было создано греческое государство, то продолжайте сидеть в своих домах, и уже очень скоро вас выгонят из них точно так же, как наших соотечественников выгнали из них в Западной Анатолии!

И к своей великой радости, все чаще Кемаль видел на лицах слушавших его людей не только сочувствие, но и куда более важное для него сейчас понимание, все чаще к нему подходили бывшие офицеры и просили использовать их так, как он считал нужным.

Лед отчуждения таял на глазах, и покоренные его страстной верой в будущее их родины крестьяне записывались в партизанские отряды.

Но были в окружении Кемаля и такие, кто постоянно жаловался на отсуствиие денег, а, значит, и невозможность, бороться.

— Я, — говорил им Кемаль, — не разделяю теории тех, кто утверждает, что армия и ее сила полностью зависят от финансовых источников. «Деньги есть — создадим армию. Денег больше не будет — армию надо распустить». Так ставить вопрос нельзя. Есть деньги или их нет — армия существует и должна существовать и в дальнейшем…

Его уверенность действовала, постепенно вчерашние скептики проникались осознанием того, что сражаться надо даже в самых безнадежных ситуациях, ибо дорогу мог осилить только идущий по ней…

Справедливости ради надо заметить, что эта самая уверенность зиждилась не на пустом месте, и основой новой армии стали остатки имперской армии, которые были разбросаны по всей Анатолии.

И все они пока еще подчинялись Кемалю.

И все же, отдавая дань Кемалю и его сторонникам, нельзя не сказать и о том, что наилучшими агитаторами были все же не они, а пришедшие на их землю с мечом в руках оккупанты.

Именно они, отнимая и убивая, заставляли смертельно уставших от войны людей снова браться за оружие.

Но… не все шло так гладко, как хотелось бы, и причиной тому были многочисленные агенты султана, убеждавшие крестьян в том, что этот воинственный генерал хочет втянуть их в новую войну.

Да и сами проживавшие на неоккупированных территориях крестьяне не горели особым желанием воевать.

Оно и понятно!

Основная тяжесть пронесшихся над Турцией войн легла на них, обильно поливших своей кровью пески Африки и берега Дарданелл.

И именно отсюда шла та настороженность, с какой они выслушивали пламенные призывы свалившегося им на голову генерала.

Кемаля их сдержанность не смущала, и все с тем же упорством он продолжал свои пламенные и в то же время в высшей степени откровенные речи.

— В условиях, — говорил он, — когда страна терпит бедствия, угнетение и находится под угрозой расчленения, только общенациональная священная сила может освободить родину, спасти независимость страны и нации…

И такие громкие слова, как «священная сила», «освободить родину», «спасти независимость» оказывали свое действие.

Тем более, что произносил их национальный герой и посланец султана…

В первую же пятницу своего пребывания в Хавзе Кемаль посетил религиозную службу в мечети города и, к своей несказанной радости, услышал заявление местного чиновника о том, что население готово участвовать в спасении Измира.

К этому времени греки уже продвинулись на сто километров к северу от Измира.

Впрочем, и самим анатолийцам надлежало позаботиться о собственной безопасности, так как в ближайшие дни британские войска собирались высадиться на побережье Черного моря.

Кемаль приказал Карабекиру организовать надлежащую оборону.

Затем он встретился с… английским капитаном Хёрстом.

Востоковед Хёрст был сотрудником консульства в Леванте, а заодно числился в службе контроля и разведки в регионе Самсуна,

Свое появление в Хавзе Кемаль объяснил тем, что «воды из местного источника полезны» для его больных почек.

О том, что накануне он обратился ко всем гражданским властям в регионе с просьбой доложить ему о подготовке национального сопротивления, Кемаль умолчал.

Тем не менее, Хорст насторожился.

Митрополит Самсуна и епископ Хавзы сообщали ему о подготовке сопротивления.

После своего переезда в Марсифон он сам увидел, в какой панике пребывало местное христианское население.

Правда, в американской миссии его успокоили, сказав, что население не станет поддерживать военных, большинство которых были членами «Единения и прогресса».

Хёрст остался в Мерсифоне неделю и все это время с тревогой наблюдал за работой телеграфа, который был перегружен сообщениями, отправляемыми и получаемыми Кемалем.

После того, как он покинул Мерсифон, на него и его спутников напали лазы.

Хёрст даже не сомневался в том, что их нападение было спровоцировано Кемалем.

О чем он и сообщил в Стамбул 13 июня.

Впрочем, ничего нового капитан не поведал.