Ататюрк. Особое предназначение

— Не было ни одного случая в Европе, Азии или в Африке, — заявил один из выступающих, — когда установление турецкого правления не привело бы к упадку материального благосостояния и снижению культурного уровня, Как не было ни одного случая, когда устранение турецкого правления не привело бы к улучшению материального благосостояния и расцвету культуры. Турки не сделали ничего, кроме как разрушали то, что завоевали и нигде не смогли продемонстрировать свою способность развивать в мирное время то, что они завоевали…

Ферит-паша не сдержался, и через десять дней Клемансо объявил османскую делегацию как «нежелательную».

После изгнания османской делегации с Парижской конференции, постоянного давления со стороны британского военного коменданта и вмешательства греческого и армянского патриархов, правительству и велиткому визирю было необходимо утвердить свой авторитет.

Как?

Да, очень просто!

Надо вызвать Кючука Джемаля и Кемаля в Стамбул.

И великий везирь, считавший себя ответственным за назначение Кемаля в Анатолию, на пути из Марселя в Стамбул вызвал их.

Он заявил французскому военному коменданту Дефрансу, что хочет напомнить паше об обещании, которое тот дал перед отъездом: бороться с юнионистами и верно служить султану и правительству.

Кючюк Джемаль подчинился приказу.

Кемаль, для которого наступил момент истины, отказался.

Отговариваться нехваткой бензина было уже глупо, а возвращаться в Стамбул, где его в лучшем случае ждало новое забвение, у него не было никакого желания.

Он даже не сомневался в том, что его вызов в Стамбул происходил с подачи его «доброго знакомого».

Вот только останется ли он таким добрым по отношению к нему сейчас, когда так и не усмиренная им Анатолия полыхала в огне?

Кемаль грустно усмехнулся.

Вопрос был риторическим.

Да, пока он еще просил, но уже очень скоро его «старый друг» начнет приказывать, и тогда все: прощай звания и титулы, а значит, и реальная власть!

А снимать генеральский мундир Кемалю не хотелось.

Он слишком хорошо знал, какое магическое действие оказывали на людей генеральские погоны, и желал пользоваться ими как можно дольше.

Одно дело слушать адъютанта султана, доверенное лицо правительства и инспектора целой армии, и совсем другое — подчиняться мало кому известному гражданскому лицу.

И уже понимая, что его дни на официальном посту сочтены, он поспешил распространить приказ среди подчиненных ему командиров всячески поощрять создание отрядов «национальных сил» и ни под каким видом не сдавать Союзникам оружие и боеприпасы.

«Вы, — писал он, — должны быть в любой момент готовы отразить попытку интервентов продвинуться вглубь страны.

Именно армия должна стать проводником национальной воли и гарантировать безопасность халифата».

Но… решать было надо, и после мучительных размышлений Кемаль отправил 8 июля прошение военному министру об отставке.

«Как простой рыцарь, — писал он, — сражающийся за свою нацию, я решил преодолеть все преграды вплоть до победы во имя нашей высшей цели…»

Не обошел молчанием он и правительство.

«Военный министр и его военные инспекторы, — писал он в своем письме, — проводят шовинистическую политику, противоречащую нашей.

Совет министров своими увертками и колебаниями только вдохновляет эти пагубные интриги».

Через несколько дней он узнал об отставке военного министра и министра внутренних дел, приложивших руки к его назначению.

Эти отставки лишний раз показали ему, насколько серьезно к нему относились в столице.

Кемаль отправился в Эрзурум, где начинал свою работу конгресс Общества защиты национальных прав Восточной Анатолии, обеспокоенной намерением Союзников создать в ней армянское и греческое государства.

Оставалось только добраться туда.

Дороги кишели бандитами, и любая поездка могла оказаться путешествием на тот свет.

В лежавшем в развалинах Эрзинджане его ждала телеграмма от султана.

Вахидеддин по-прежнему был полон веры в своего верного фахри явера и убедительно просил его… съездить отдохнуть!

Кемаль усмехнулся.

Можно было бы выдумать что-нибудь и поумней.

Эрзурум находится на востоке горного хребта, на высоте более двух тысяч метров.

В этой части Анатолии не было ни одной железной дороги, и хотя было проложено несколько автомобильных дорог, покрытых щебнем, путешествие превращалось в тяжелое испытание.

Условия жизни здесь были тяжелыми.

На плоскогорье и в горах зима была настолько же суровой, насколько изнурительно палящим было солнце летом.

Зимой, после обильных снегопадов, сообщение практически с внешним миром здесь гпрерывалось и экономическая жизнь замирала.

Экономика здесь находилась в зачаточном состоянии, а с начала мирововй войны жизнь в этом районе и вовсе стала невыносимой.

Наступления и отступления русской и турецкой армий, жестокое уничтожение и депортация армянского населения, возвращение армян с русскими войсками, бесчинства дезертиров и эпидемии гриппа опустошали регион.

За пять лет население сократилось в десять раз.

Нищета царила повсюду, а города Трабзон, Орду, Эрзурум, Ван и Сивас лежали в руинах.