Ататюрк. Особое предназначение

Ведь теперь Кемаль был вынужден заботиться о своем благополучии сам, и далеко не каждый решился бы сменить блестящий мундир султанского адъютаната на штатский костюм частного лица.

23 июля 1919 года около шестидесяти мужчин собрались в саду старинной армянской школы.

Несколько убеленных сединой бород и тюрбанов оживляли общий мрачный ансамбль светских костюмов и военных мундиров.

В ожидании прибытия Кемаля и Карабекира делегаты конгресса слушали игру военного оркестра.

Половину делегатов составляли жители Эрзурума.

Обращало на себя внимание отсутствие представителей Вана и Битлиса.

На самом деле конгресс восточных провинций был конгрессом вилайетов Эрзурум, Трабзон и Сивас, представленных 51 делегатом из 56 присутствующих.

Не считая Кемаля и Рауфа, половина делегатов была представлена гражданскими лицами, офицерами в отставке, религиозными и государственными деятелями.

Остальные были врачами, адвокатами, журналистами, коммерсантами; что касается простого народа, то его представляли только четверо крестьян.

В десять тридцать прибыли три машины с офицерами.

Кемаль в форме адъютанта султана вышел первым.

После традиционного жертвоприношения барана конгресс приступил к работе.

Поблагодарив делегатов за оказанное ему доверие, Кемаль объявил Конгресс обществ защиты прав восточных вилайетов открытым.

Когда закончились овации, Кеаль поднялся на трибуну.

Он тщательно подготовил свою речь, учитывая состав аудитории.

— Я, — заявил он, — уверен, что среди честных турецких граждан нет ни одного человека, который не отдавал бы себе отчета в невероятно тяжелом положении нашей родины, и который относился бы к этому спокойно…

Затем Кемаль ознакомил собрание с агрессивными действиями союзников, нарушавшими условия перемирия, и с оккупацией союзническими армиями разных районов турецкой территории.

— Но, продолжал он, — история никогда не откажет турецкой нации в праве на существование и что приговор, вынесенный ей союзниками, конечно, останется мертвой буквой. Последнее слово в деле спасения священных прав нашего отечества будет принадлежать силе. Порукой же нашего успеха в этом деле является тот героический дух, который одушевляет наше национальное движение, распространяющееся, подобно электрическим волнам, по всей стране…

Более подробно Кемаль остановился на самом важном для восточных провинций вопросе, — взаимоотношениях с армянами.

— Нам, — говорил Кемаль, — надлежит обсудить вопрос о том, как предотвратить расчленение Восточной Анатолии и воспрепятствовать созданию на ее территории греческого и армянского государств…

Он обвинил армян в расправе с мусульманами в городах Восточной Анатолии и в стремлении создать свое собственное государство.

Драматизируя ситуацию и преувеличивая происходящее, а зачастую и подтасовывая факты, Кемаль добился желаемого эффекта.

В рассказе о вернувшейся из Парижа османской делегации, он обратил внимание на то, что великого визиря попросту выгнали из Парижа.

Упомянул он и о том, как Ферид-паша дал в газеты ложный отчет, скрыв унижение, которому делегация подверглась в Париже.

— Но, — заявил Кемаль, — подлинные известия проникли в Турцию, и попытка Ферида исказить истину лишь усилила в стране недоверие к великому визирю. И у нас больше нет иллюзии в отношении великого визиря и его правительства, окруженных врагами и вынужденных танцевать под их дудку. Но нет худа без добра, и теперь Анатолийские национальные организации лишний раз убедились в том, что всем нам надо рассчитывать только на народные силы…

Затем он заявил о том, что столица находится под контролем иностранцев и поэтому национальное сопротивление следует организовать в Анатолии, раздались дружные аплодисменты.

Завершил свое выступление Кемаль призывом:

— Да защитит Аллах родину, султана и халифа!

Выступление Кемаля покорило аудиторию, и только один инцендент нарушил царившуее на конгрессе единодушие.

Когда Кемаль взошел на трибуну, два делегата из Трабзона потребовали, чтобы он адъютанскую форму, дабы «не оказывать давления на делегатов».

Кемаль не стал ничего объяснять и согласился с требованием делегатов.

На первом же заседании Кемаль почти единогласно был выбран председателем.

За два дня до закрытия конгресса Кемаль встретился с английским подполковником Роулинсоном, который был направлен в Восточную Анатолию, чтобы следить за выполнение условий перемирия.

В то время Кемаль много встречался с врагами своей страны, за исключением греков, и противниками националистов.

А почему нет?

По опыту он уже хорошо усвоил, что сегодняшние враги завтра могут стать друзьями.

Роулинсон начал разговор о взаимоотношениях с большевиками.

Англичане были уверены, что все азербайджанцы, ассирийцы и дагестанцы, присутствующие на конгрессе в Эрзуруме, являлись «агентами большевиков».

Несмотря на все заверения Кемаля в том, что никакой связи у национального движения с большевиками не существует, англичанин ему не поверил.

В конце беседы Роулинсон заговорил на больную для Кемаля тему: об Энвере.