Ататюрк. Особое предназначение

— Слава Богу, наша нация одарена столь сильным и неустрашимым духом, что она никогда не откажется от своего права на существование и ни перед кем не склонит свою голову.

— Мы умоляем всесильного и милосердного Бога проявить свои высшие предопределения, чтобы обеспечить благополучие нашей благородной турецкой нации.

— С божьей помощью, между правительством и народом установилось полное согласие во взглядах, обоюдная искренность и идеальная гармония, которая, как я уверен, ничем не будут нарушаться.

— Если будет угодно Богу, мы сумеем общими и согласованными усилиями обеспечить счастье и благополучие нашей родины и нации…

— Всевышний, считающий, что одной из его обязанностей является попечение о созданных им людях, посылает им избранных из их среды эмиссаров, пока они не достигнут нужной степени развития…

Вот далеко не все цитаты Кемаля из его речей о всемогуществе Бога и его помощи движению.

Конечно, его слушали и поддерживали.

Более того, многие начинали видеть в нем того самого избранного Богом «эмиссара», способного избавить страну от врагов и спасти ту самую нацию, о которой потсоянно упоминял в своих речах блестящий адъютант халифа.

Чего и добивался Кемаль.

Понимали ли слушавшие его люди, что такое нация?

Вряд ли.

Но то, что страну могут спасти только они и только общими усилиями и, главное, с Божьей помощью, несомненно…

Но Кемаль не был бы Кемалем, если бы только лил елей на чувства верующих.

И в его речах уже звучали отзвуки его будущих идей.

— Необходимо сделать так, — говорил он, — чтобы наша священная религия ислама, принадлежностью к которой мы гордимся, не была больше средством политики, каким она являлась в течение многих веков…

Конечно, эта фраза терялась среди прочих пышных фраз.

Но она была произнесена…

Встреча в Амасье показала и еще одно, и, возможно, самое главное: ту огромную дистанцию, которая разделяла Кемаля и его соратников.

Теперь уже совершенно ясно, что, в отличие от них, Кемаль был человеком иного измерения, и в то самое время, когда они не видели света в тоннеле, он смотрел за горизонт.

А потому и говорил уже в то смутное время, когда главным для всех было выжить:

— Цель, к которой стремится национальная организация Турции, заключается не в чем ином, как только в спасении нашей родины от расчленения и нашего народа от рабства. Если Богу будет угодно, национальная организация в скором времени достигнет этой цели, и таким образом ею будет выполнена взятая ею на себя патриотическая миссия. Но закончится ли на этом ее миссия? По моему мнению, после этого на ней будет лежать выполнение другого патриотического и национального долга первостепенной важности, а именно: произведя реформы внутри страны, доказать фактами, что мы можем сыграть роль активного члена среди цивилизованных народов…

Читая эти строки, нельзя не придти к выводу, что именно то одиночество, которое всегда царит на вершинах, и приведет Кемаля к неизбежному расставанию с друзьями.

Да, все они были смелые и в большинстве своем порядочные люди.

Но для того, что намеревался совершить Кемаль, этого было мало…

Глава III

Тем временем подозрительность союзников в отношении Кемаля перешла в уверенность.

Ни французы, ни англичане уже не сомневались в том, что главным организатором все ширившейся борьбы за независимость являлся именно он.

Многочисленные английские офицеры, внедренные в Анатолию, информировали военного коменданта почти ежедневно о возмущении населения оккупацией Измира; в Фракии, Западной и Центральной Анатолии нарастает движение сопротивления, чаще всего организуемое юнионистами.

Министр внутренних дел Али Кемаль в доверительных беседах с англичанами признал, что юнионисты, их сторонники и военные все резче критиковали правительство.

По его словам, больше всех в этом неблагородном деле преуспел генерал Кемаль, который в буквальном смысле оккупировал телеграф.

Но каждый раз, когда он предлагал правительству обвинить Кемаля во вмешательстве в управление телеграфной службой и перевести его в Конью, военный министр и начальник Генерального штаба выступали против этого и переубеждали большинство кабинета министров.

Калторп многократно обращался к османскому правительству, требуя отозвать Кемаля и инспектора войск в Конье Кючюк Джемаля, и всякий раз наталкивался на отказ.

Но это вовсе не означало того, что Кемаля оставили в покое.

Отнюдь!

Военный министр чуть ли не каждый день теребил его, требуя вернуться.

Кемаль не подчинялся, и тогда в дело вмешался великий везирь.

Правда, Ферит-паша и сам оказался в те дни в сложном положении.

А все дело было в том, что его выгнали с мирной конференции в Париже.

Ферит-паша произнес исключительно неудачную речь, больше похожую на речь победителя.

— Я никогда не слышал ничего более тупого, — прокомментировал выступление великого визиря Вильсон,

Другое дело, что его в известной степени спровоцировали, поскольку на конференции национальные чувства унижали, как только могли.