Аркадия

ПРОЗА 5

Уже солнце, намереваясь закатиться, рассеяло по всему западу облака с тысячей различных оттенков: одни фиолетовые, другие лазоревые, третьи желтовато-черные; такой блеск им придавали лучи, отражавшиеся от них, так что облака казались совершенным подобием чистопробного злата. Отчего пастухи в единодушном согласии поднялись со своих мест у прозрачного источника, и двое влюбленных допели свои песни. И как все вместе в удивительной тишине их слушали, так теперь с великим восхищением принялись расхваливать обоих певцов в равной степени, особенно Сельваджо, который не мог выделить из них того, кто был ближе всего к победе; оба, рассудил он, достойны наивысшей похвалы, и его решение не расходилось с общим мнением. И будучи не в состоянии хвалимых превозносить паче, каждый счел, что уже приспело время возвращаться в наше селение, и пошли мы шагом неспешным, рассуждая о многих приятных событиях минувшего дня. И так как мы шли по жестким тропам дикой местности, скорее гористой, чем пологой, этим вечером мы могли предаться только тем бесхитростным забавам, какие позволяла веселой и праздничной компании подобная глухомань.

Прежде всего, по дороге[108], каждый отыскал свой диск и метал его в определенную мишень; того, чей бросок был наиболее удачным, как победителя, проигравший достаточно долго нес на плечах, а все прочие вокруг с радостными криками ему аплодировали, как это пристало на чудесном празднике, который завершался такой игрой. Затем, покончив с этим, взяли кто луки, кто пращи и на ходу извлекали и метали камни, стремясь превзойти друг друга в ловкости и умении. Но спустившись на равнину и оставив за плечами каменистые горы, все решили, что пора бы начать новые развлечения; и вот они то скакали, то метали пастушеские посохи, а то с великой легкостию бросались вперегонки по простиравшимся долинам; того же, кто оказался самым быстрым и первым коснулся обозначенной меты, в награду увенчали листвой бледной оливы и почествовали звуками свирели. Помимо того, как прежде часто случалось, в лесах, где то и дело сновали лисы, а рядом скакали косули, здесь и там преследуемые нашими псами, мы развлекались до тех пор, пока не возвратились в привычные полевые хижины, где ждал нас веселый ужин; и там, после многих игр, когда миновала уже большая часть ночи, усталые от удовольствий, мы предали свои натруженные члены покою.

Еще прекрасная Аврора не прогнала ночные звезды[109], и гребненосный петух не прокукарекал приветствие рождавшемуся дню[110], обозначая час, когда волы, запряженные попарно, возвращаются к привычному труду, как уже некоторые пастухи, раньше всех поднявшиеся, шли будить с помощью хриплого рога всю компанию; и каждый, с этими звуками покинув ленивое ложе, готовился при первых проблесках зорьки к новым увеселениям. Из своих загонов мы погнали на выпас заждавшиеся стада, и с каждым шагом своими колокольчиками в молчащих рощах они пробуждали сонных птиц, а мы шли задумчивые, с удовольствием воображая то место, где сможем удобно их пасти и, не скучая, провести весь предстоящий день. И пока в таких размышлениях мы шли, и кто-то предлагал одно место, кто-то другое, Опико, самый старший и уважаемый меж пастухами, сказал: «Если вы пожелаете сделать меня своим проводником, я приведу вас в одно место, что недалеко отсюда и, как мне кажется, весьма приятное; о нем я не могу не вспоминать ежечасно, поскольку почти вся моя юность прошла там, среди счастливых мелодий и песен; и уже скалы, что мне так знакомы, учат, как отвечать на мои слова и призывы[111]. Здесь, я полагаю, мы найдем множество дерев, на которых я в ту пору, когда кровь моя была еще горяча, своим серпом вырезывал имя той, кто была для меня превыше всех стад; думается, что эти послания вместе с деревьями теперь выросли[112]; здесь я молил богов сохранить навеки хвалы в ее честь и вечную ее славу».