Ариадна

Стыдно стало, что я так восприняла рассказ об Ампеле. Дионис поделился со мной скорбью, а я ответила яростью. Шли дни, и я так долго уже пробыла наедине со своими мыслями, что начала докапываться до корней этой самой ярости. Я злилась на богов, с такой небрежностью державших жизнь смертных в своих руках, но должна была признать, что Ампела погубил не Дионис. Злилась на себя, поддавшуюся его чарам, будто история с Тесеем и моей глупой доверчивостью ничему меня не научила, только Дионис ведь не хвастливый герой, лишенный совести и сострадания, и я это понимала. А может быть, созналась я самой себе, может быть, в каком-то тайном уголке души меня злило еще одно: если бы не нога, случайно вставшая на трухлявую ветвь, Дионис, наверное, и до сих пор жил бы далеко за океаном со смертным, которого первым полюбил.

Так хотелось увидеть его снова, исцелиться от боли нашей разлуки. И когда по прошествии нескольких дней или недель на закате он появился на берегу, меня захлестнула волна облегчения. Остановись я и подумай немного, наверное, скромней бы себя повела, но в ту минуту все тревоги казались ничтожными, кроме одной: что он не вернется никогда. Без всякого стеснения я бросилась ему навстречу.

Его улыбка – открытая, теплая, несдержанная – вспыхнула ободряюще, как золотая путеводная звезда. Он поймал меня и заключил в объятия, после долгого одиночества казавшиеся лишь фантазией и в то же время такие убедительно крепкие, самые настоящие.

Я много чего могла бы сказать, но все запуталось внутри, а вышло простое и честное:

– Как хорошо, что ты вернулся.

Он посмотрел на меня.

– Я всегда буду возвращаться.

Хотелось бы верить.

– Прости меня за все, и за Ампела прости – я очень тебе сочувствую. Знаю, между вами было не то, что обычно бывает у богов и людей.

Он склонил голову.

– Не то. Но откуда тебе об этом знать, ты-то ведь видела совсем другое. Расскажу тебе, в чем разница, чтобы было понятно.

Волна радости подхватила и несла меня, а сомнения и страхи, как подводное течение, тянули вниз, разрывали надвое, но я затолкала их поглубже. Не стану об этом думать сейчас, хотя бы сейчас. Пусть говорит – будем надеяться, что на этот раз он сможет меня убедить. Я схватила его за руку, потянула к дому. Сказала, набрав воздуха в грудь:

– Тогда идем, выпьем вина, и ты расскажешь мне, как все это было.

Во внутреннем дворе пылали факелы, возвещая его приход. Наксос принадлежал ему, но я так привыкла здесь хозяйничать, что сама принесла подушки для ложа и кубки для вина, будто это он гость. А когда мы уселись, глотнула густого напитка цвета меда и предложила ему рассказывать дальше.

– Что же ты делал после гибели Ампела?

Взболтав вино в кубке, он понаблюдал за ним, вздохнул.

– Я был разбит, обескровлен своей потерей, а в голове крутилось одно и то же: вот живет человек, такой оживленный, жизнерадостный, исполненный страстей, воодушевления, чувств, а потом все это вышибает из него одним ударом. Я странствовал дальше и бился над этой мыслью: почему Ампел, не дотянувшись до виноградной грозди совсем чуть-чуть, упал и разбился насмерть, почему моя мать с нерожденным ребенком в раздутом чреве, только что стоявшая во весь рост, в следующий миг превратилась в горку пепла? Как такое может быть и какой в этом умысел? Когда-то я бежал в чужие земли, терзаясь звеневшим в ушах безумием, насланным Герой, а теперь возвращался, терзаясь неразрешимыми вопросами, тоже вгонявшими в безумие и отчаяние.

Дионис помолчал. Затерявшийся в прошлом, он смотрел мимо меня, в невидимые мне дали.

– Да, эти вопросы отравляют жизнь рода человеческого. Но я могущественней смертного и сам мог найти на них ответ. Поэтому решил отыскать царство мертвых, от которого уберег душу Ампела. Я не пошел бы туда, наверное, лишь для того, чтобы вновь увидеть его лицо – лицо серой тени с пустыми глазами. Но надеялся взглянуть хоть раз в лицо матери, которого не видел никогда. Беспомощный младенец, неспособный даже выжить вне ее утробы, в минуту гибели я не мог сделать для матери того же, что для Ампела, а значит, она обречена была вечно бродить по призрачным чертогам Аида. Но может, повстречав ее, я смог бы хоть отчасти исправить великую несправедливость, совершенную с нами обоими.

– Царство мертвых? – выдохнула я. – Но как?..

Он мрачно улыбнулся.

– Долгое было путешествие. Это место надежно спрятано даже от глаз бессмертных. Изнеженные боги Олимпа избегают темного царства Аида. Страшатся его сурового серого лица, когда Аид приходит ненадолго к ним в гости, отстраняются, опасаясь замарать чистейшие золотые одежды землей, приставшей к его подолу. Никто из них, привыкших, возлегая на ложах, пить нектар да лакомиться амброзией в роскоши и золотой чистоте Олимпа, и не подумал бы отправиться в эти сырые, сумрачные ходы, ведущие все глубже под землю и населенные ползучими насекомыми, скользкими червями и прочими шныряющими тварями. Но я не таков и тьмы не побоялся. – Дионис залпом отпил вина.