Ариадна

– Минос потребовал возвратить своего пленника, и добрый царь с ужасом понял, что его обвели вокруг пальца. Не желая жертвовать своим умнейшим гостем, который уже обогатил его дворец множеством хитроумных изобретений, Кокал пообещал уступить требованиям Миноса, но убедил его сначала отдохнуть у себя во дворце, а потом уж пускаться в долгий путь домой со своей добычей. Мои прекрасные дочери, сказал он, уже приготовили тебе теплую ванну с лучшими ароматными маслами – смой же пыль и тяготы долгого пути с усталого, ноющего тела. Такую роскошь Минос, разумеется, принял как должное. Он забрался в воду, наслаждаясь угодливой лестью прекрасных царевен, а те взяли да и открыли маленькую створку в ванной, созданной Дедалом как раз для такого случая. Говорят, оттуда хлынула кипящая вода и твой отец мигом сварился заживо.

Под конец его рассказа я сидела уже, натянутая как струна, стиснув руками изогнутый край ложа. Тесей поглядывал пытливо: как я к этому отнесусь? Когда правда наконец обрушилась на меня, из горла вырвался какой-то странный смешок. Этому звуку я даже сама удивилась.

Тесей улыбнулся.

– Не сомневался, что ты обрадуешься.

Может, он знал меня лучше, чем я думала. Мне казалось, он так поглощен легендой о себе самом, что других рассматривает только как малую часть своей великой истории. Но Тесей, по-видимому, слышал достаточно, чтобы понять, как глубока моя ненависть к Миносу.

– Благодарю тебя, – сказала я.

И впервые не отвела глаз, когда взгляды наши встретились.

Я ненавидела его – из-за тайн, скрывавшихся под этим крепким черепом. Но он подарил мне жизнь, на какую у меня и надежды не было тогда, на Крите. Его не заботило, как я провожу время, не пугал мой интерес к делам двора. Он хотел лишь одного – чтобы Афины процветали и сохраняли авторитет, а ему при этом не приходилось бы и в самом деле исполнять обязанности правителя и можно было бы по-прежнему свободно и без конца путешествовать.

Но когда он прикасался ко мне, я содрогалась. Эти руки – они держали мою сестру последними? Правда ли он предал останки Ариадны земле, совершив надлежащий обряд, как утверждал, или бросил ее тело без всяких раздумий? Может, отчаявшийся, мстительный дух сестры и сейчас бродит по Наксосу и нет ему хода в царство мертвых?

Тогда, на Крите, Тесей ослепил меня своей красотой и поразительными рассказами. А теперь я видела, что такое эта юношеская влюбленность – невесомая, растаяла она, как тает под утренним солнцем снег, присыпавший иногда холмы, но исчезавший тут же. Однако разочарования своего ничем не выдавала, понимая прекрасно, что власть моя, хоть и доставляет мне наслаждение, иллюзорна и Тесей может отнять ее в любую минуту. Я, конечно, приносила пользу – очаровывала высоких гостей, усмиряла беспокойных горожан, приходивших жаловаться, и проявляла при этом внимание и ловкость, которую освоила и оттачивала без конца, – однако все время должна была помнить, что Тесей здесь царь. И если уж кого очаровывать, то в первую очередь его.

У меня получалось. Тесей был доволен и царицей своей, и походами, и вечной славой, которую сулили ему бесчисленные подвиги. Порой общество его казалось даже сносным – если мне удавалось отогнать подозрения, вечно терзавшие душу, забыть о сестре. Таков был мой секрет выживания в Афинах. Не думать о сестре. Время шло, и постепенно я к этому привыкла.

Хоть в Афинах Тесей появлялся когда вздумается и с каждым разом все дольше не возвращался к родным берегам, однажды, после недолгого его пребывания дома, живот мой стал раздуваться: нашлось вдруг новое занятие, полностью меня поглотившее. Я заглушила и боль свою, и скорбь, и гнев. Приучилась совсем почти не думать об Ариадне.

Глава 21

Ариадна

Весь день я не могла избавиться от ощущения тесноты после страшного сна о Гере. Возилась на грядках с овощами под теплым солнцем, но по-прежнему чувствовала удушливый гнет ее буравящего взгляда. И то и дело невольно посматривала в сторону гор – не появился ли там кто.

В тот день мысли о Дионисе опять закрались в голову, обвили меня, как виноградные лозы, неизменно напоминавшие о нем. Может, я сама их вызвала, размышляя вновь о его матери и жестокой мести Геры ему самому. Дионис обращался со мной не как остальные. Не оценивал, дорого ли я стою, что могу сделать для него и где пригодиться. Просто был добр и гостеприимен. С болью ощутила я вдруг, как тоскую по нему. Я распевала песни в пустых залах, и голос мой звенел так тоненько. А когда собрала урожай фруктов, собственноручно выращенных в садах, ощутила вспышку неистовой гордости, но в то же время – пустоту, провал внутри, ведь Дионису-то этого не покажешь.