Аппендикс

Я снова оказалась в этих местах, о которых почти забыла. Или правильнее было бы сказать, что я впервые попала в те места, откуда уехала. Это была я, но все-таки, вроде подмененной куклы Оли, еще и какая-то другая. Я научилась бегать. Я узнала страшную тайну и оказалась причастна к преступлению. Я заходила в волны. В моей тумбочке было полно ракушек и соленых камней, которые становились снова скользкими и живыми, если их полизать. Я жила в одном доме с настоящими моряками. Я видела маяк. Я видела его каждый день, запросто, как теперь Александрийский столп или шпиль Адмиралтейства. Сейчас я стояла у чугунной решетки реки перед аркой нашего дома, и шум машин веселил меня. Это был мой город, я была в нем, но вместе с тем одновременно я ощущала запах Черного моря, слышала голос Гриши-Капитана и мчалась со всех зеленочных ног вокруг розового Гиганта.

Пожалуй, все-таки и в моей голове начал зарождаться мир. Может быть, теперь Гагарину уже не осталось долго ждать, чтоб получить от меня удобное место внутри Млечного Пути, в стране молочных рек и кисельных берегов.

Всех мертвых

Наша эпоха будет отмечена романтизмом аполидизма. Уже формируется образ вселенной, где больше никто не будет обладать правом гражданства.

В каждом сегодняшнем гражданине таится будущий метек.

Е. М. Чоран. Силлогизмы горечи

На следующее утро, второго ноября, в день Всех Мертвых, Катюша попросила меня снова подъехать в больницу. Врачи никак не находили времени на разговор о Мелиссе, к тому же Катюша, не выдержав, им нахамила, и девушки возлагали надежды на мой приличный вид.

«Пока рано что-либо утверждать, но приготовьтесь к возможности, что больной не сможет ходить. По окончании лечения он будет направлен в клинику по поводу своего основного заболевания», – объяснил мне врач в предбаннике.

– А-а, наверное, он говорил о СПИДе, – облегченно махнула рукой Джада, – это-то ерунда, но что мы будем делать с ней, если она станет инвалидом? Ведь она не сможет больше работать!

В полном неведении Мелисса, приподнявшись на локте, лучезарно улыбалась из-за стекла. Бритву в бокс не приняли, и щетина дала себе волю. Разговор проходил через трубку микрофона и немного утомлял ее, и все-таки она опять помахала мне мускулистой, худой рукой, словно дива, сходящая с трапа.

– Соберем денег и отправим ее домой, – решила Катюша, пока мы шли по коридору к выходу.

– Да ты что? – возмутились подруги. – Ты хоть понимаешь, что ты мелешь? Никто ее дома не хочет. В фавеле и других ртов хватает.

– Хотя, если у нее действительно СПИД, ее не могут отсюда выгнать, – подумав, примирительно заключила Катюша.

– Да, конечно, он у нее есть! Думаю, что она подцепила его от Фабио, его брат-близнец недавно умер от этого. Возможно, и у их отца то же самое, я его хорошо знаю, он тоже наш клиент, хотя я лично не выношу эту семейку, – обрадовалась за подругу Джада. – Мелиссочка такой человек, она не понимает взрослого разговора, сколько раз я говорила ей предохраняться, но многие клиенты предпочитают «без помех и без разговоров», и она идет у них на поводу. Да к тому ж она еще не отдала долг, и такими темпами, с этим Фабио на шее, неизвестно, когда отдаст. А ведь сама знаешь: плати сутенеру, плати за рабочее место, плати за квартиру, ну и просто жизнь тоже недешевая. Несколько раз ее обворовывали клиенты, она слишком доверчивая, так что деньги на презик – серьезная экономия. Это ж сколько их надо за один вечер?

– Экономия?! Господи, ну совсем нет мозга, да я бы и посильней сказала, не будь тут приличных людей. Да как же не щадить свою жизнь, не грезить о счастье? – воскликнула Катюша, ища у меня поддержки.

– Может? – И прямолинейная Джада в виде объяснения красноречиво постучала пальцами по носу. – Они с Фабио этим – постоянно, а оно на разум не очень-то здóрово влияет. Она потому и не почувствовала боли от ожога, что у нее и так жар и грусть внутри. Она, видишь ли, их снегом и выпивкой гасит. – Джада иронично усмехнулась и помахала пухлыми руками на распаренное лицо. – А я нет, никогда, мне и так жарко и весело.

– Подонок Фабио все ж таки должен прогуляться в Ребиббию, – холодно постановила Катюша. Она, наконец, приперчила свое замечание крепким словцом и вытащила пакетик с маленьким овальным печеньем: – Угощайтесь, девочки, мама испекла.

Мы с Джадой захрустели миндальной сластью под названием «бобы мертвых», а Лавиния только вздыхала и, словно защищаясь, стягивала воротник куртки на шее. Глаза ее были влажны, и она подтирала их уголком салфетки.