Ангел Аспида

Но барон выказал сосредоточенную невозмутимость, лишь подрагивающая жилка виска и покраснение ланит выказали явное недовольство в его настроении.

– Со мной такие игры не пройдут. – усмехнулся барон. – Ты прав, Аспид, совершенно прав. Я главный в этом доме и все будут жить по моим заповедям.

– Главенство определяется отношением подчиненных. А они молчат из страха, но не уважения.

– Что вы все молчите, скажите ему, что он ошибается. – воскликнул барон обращаясь к родственникам.

Дети были скупы на слова, и только баронесса осмелилась высказаться по данному вопросу.

– Лютер, ты и вправду чересчур шумно ведешь себя за столом.

– И ты против меня. – удивился тот. – Так терпите, что я еще могу сказать. Смиряйтесь, как я смиряюсь с обществом Аспида. Который дерзит мне каждый день. Но что его ядовитые слова? – вопросил у публики и сам же ответил. – Пустой звук!

Диалог был исчерпан, ужин продолжился в привычном однообразном ритме. Аспид более не ощущал в себе той прозорливой силы, потому нисколько не затронул струны души барона, лишь усложнил себе задачу, ибо Лютер Дон-Эскью предупрежден, готов к нападению, значит укрепление его души защищено, что весьма затруднительно выглядит на данный момент.

Аспид ощущал безвременье, потому что он утратил чувство будущности, ранее двигаясь от одной намеченной точки до другой, он как бы жил отрезками, однако отныне жизнь ему видится сплошным пятном, одним днем настоящего.

Во время недомоганий он искоренил из себя блудные помыслы, девы ныне представлялись ему пречистыми шедеврами Творца, о которых невозможно помышлять дурными сентенциями, желать их или обижать их. Видимо та страсть юности занимает много места в душе, поэтому очистившись, он ощутил великое пространство, которое необходимо заполнить. Сбросив кандалы плотской страсти, иллюзорной мечтательности, он обрел покой, более его не тянуло к чему-то низменному, к чему-то непотребному. Но вот что странно. Аспид осознал, что многие его движения по жизни, его неосуществленные мечты, зависели от той страсти. Для чего он в первую очередь сломил девушку, затем вторую, для чего крутится, словно волчок вокруг Хлои, видимо с одной единственной целью овладения, познания. Его творчество, его мысли сводились к реализации накопившихся чувств. И вот теперь, когда страсть заточена в темнице его души, освободить которую может искушение, Аспид обрел истинное состояние жизни без греховных двигателей, более он не торопится жить, и его действия имеют высшую цель, без порочного подтекста. Но, увы, для познания сей мудрости, ему предстояло познать приближение смерти, ее хладное дыхание возле юного сердца, ему предстояло утратить много сил, десятки лет жизни пронеслись за роковую долю секунды. За мудрость Один отдал глаз, а Аспид пожертвовал юностью, обретя седину в волосе. Время для него застыло, и он словно вечный страж своей души, испытывал бесконечность неизгладимых чувств, в несравнимом по чистоте ореоле возвышенности. Его жизнью двигала иная сила, непорочная детскость с седеющей душой, он прозрел очищением, потому врожденный яд на его устах, будто иссох, осталось лишь нетерпение.

И уже к Эстебану Аспид обратился уже обыденно, без какой-либо недосказанности, без скрытых мотивов.

– Эстебан, я слыхал, что ваш народ весьма воинственный, кипучая кровь влечет ваших собратьев на фронт или в постель к женщине. А вы сторонитесь зла, словно отрекшись от племени своего. Подскажите мне, как так вышло?

– Всякое насилие от лукавого. – ответил ему слуга. – Оно недостойно описания.

– Совершенно верно. – согласился Аспид. – Но ваши собратья не солидарны с вашим мнением, они почитают силу, как мерило всего. Глаз за глаз – девиз смертной казни, гимн всякого человека берущего оружие в десницу свою. Так люди казнят сами себя. Однако вы не страшитесь показаться слабым в пытливых очах ваших соплеменников и родственников. Поэтому вы уехали с востока? Значит, те люди ошибаются, живя в постоянных распрях и межрасовых стычках?

– Я поставляю вторую щеку под удар, и оступившийся человек видя мою веру отказывается продолжать злодейство. – сказал Эстебан и добавил. – Аспид, ты пытаешься уличить меня в слабости, но у тебя ничего не выйдет.

– Потому что вы сильны, раз поступаете не так, как дикая толпа.

Эстебан нахмурился.

– Впредь не дерзи во время ужина, не порти хозяевам аппетит. Помни, что это я внес тебя младенцем в этот дом, посему будь уважителен к моим летам и к летам господ Дон-Эскью.

Аспид не стал пререкаться, а смерил усталые уста добротной мыслью.