Ангел Аспида

– Оказывается, мне доставляет удовольствие не только созерцать ваши низкие выходки, но и слышать вас, в особенности эти чудесные метафоры. Сами додумались до такого красноречия, или у отца приняли несколько уроков словесности. – улыбнулся Аспид. – Олаф, вы человек разрушительного плана, однако весьма сильно боитесь собственной смерти, в детстве вы мучили животных, давили насекомых, дабы познать, а что такое смерть, вы испытываете ее, даже готовы погубить человека, ввязавшись в преступление. Дабы воочию увидеть смерть, каким образом происходит отрыв бессмертной души от тленной плоти. Вы боитесь смерти до ужаса, потому так неистово спешите многое познать, в первую очередь то, что утоляет. К примеру, вы греховно познаете женщин, многие, я слыхал, побывали в вашей натруженной постели, но ни одну из них вы не любили, вы пользовались ими как бездушными предметами, созданиями для угождения ваших низменных потребностей. Женщины влекомые стереотипами, различали в вашем уверенном поведении мужчину, они прельщались вашей грубостью, вашим достатком, обхождение ваше притягивало их, и они покорялись как люди под развалинами публичного дома. Спешите познать жизнь, но жизнь ли это? Вы познаете лишь мертвый порок, вы познаете смерть в ее сладостном обличье. Вы слышите, как всюду уходят из земной жизни молодые люди, нецелованные и невинные, вам жалко не их, а себя, ведь вы, Олаф, боитесь уподобиться им. И в кругу таких же варваров как вы, черпаете вдохновение своим плотским страхам.

– А ты значит, ничего не боишься? – дерзко вскинул Олаф. – Смотри и бойся, как я сейчас подойду к тебе, размахнусь и ударю тебя в висок. Должно быть, и мне будет приятно слушать твое пение, точнее вопль твоего фальцетного рыдания. И тебе некому будет пожаловаться. Ты один.

– Весьма предсказуемо. – ответил Аспид. – Ваша циничная религия называется – поглощение. Вы со свирепой жадностью глотаете мир, перед тем искусно его разрушив. Дева невинна, но вы отбираете ее честь, человек здоров, но вы причиняете ему боль. Вы Олаф из тех, кто не ведает что творит, ибо считаете свое поведение нормой. Ибо никто не поведал вам об истинной жизни, о чистоте жизни, о врожденной святости человеческой души.

– Конечно. Ведь я не урод как ты. Меня любят женщины и я готов защищать силой свои интересы. Я настоящий мужчина, а ты всего-навсего бесполый змей. – нагло проговорил Олаф.

– Вот заблуждение создающее забвение. И если оно верно, и мужчина лишь тот, кто знает женщину и тот, кто поклоняется насилию, то я не желаю им быть, для чего мне быть столь низким существом, который не живет, а существует. Вы боитесь любви, ибо она подразумевает ответственность, верность, жертвенность и вечность, вы боитесь пути спасения своей души, ибо та узкая тропа сулит отчуждение от мира сего, который словно плотоядный цветок, дурманом влечет в губительную суету. Вы столько всего боитесь, что это отчетливо указывает на вашу слабость. Толпа беспутных сверстников бесцеремонно руководит вами, ваши желания рождаются от их грехопадений, а ваше падение зависит от их низких желаний. Рабски повинуетесь животному зову к спариванию или к драке. Так кто из нас слаб, кто животное, а кто прокаженный?

Резкие последние слова Аспида разгневали Олафа не на шутку, тот хотел было кинуться на оратора с кулаками, но осознал, что тогда, покажется действительно слабым, ведь словесно проиграв, станет воистину схож с неуправляемым зверем, если ударит Аспида. В наследнике происходили еле заметные метаморфозы личности, ему было совестно и в то же время больно, он как бы на мгновение со стороны взглянул на себя, на свою жизнь, и ужаснулся. Миг сокрушения завладел Олафом, но, увы, то был лишь рассветный блик во тьме беспросветной ночи. Олаф припомнил выражение Аспида, потому возымел желание использовать чужую мысль во благо собственной душевной защиты.

– Что ж, будь по-твоему, я умру, но на смертном одре буду помнить, буду знать, что я познал удовольствия этого мира. А ты, змей, умрешь, сожалея о том, что жил, но так и не познал удовольствия, развлечения, счастье и ласку женщины.

– Ваши хваленные возвеличенные до смысла жизни удовольствия уже превратились в обыденные потребности, во вредную привычку. Неестественное стало для вас естественным. Бесчеловечное стало человечным. Вы перевернули мир, значит, и смерть ваша будет весьма театральной. Вы будете сокрушаться о том пустом времяпровождении, о бессмысленных деяниях, сожалеть о тех ошибках. Но я свободен от них, меня терзают куда более могущественные демоны, но я ведаю духовное благо, которое неизмеримо выше и значимее всего, чем вы так кичитесь. – провозгласил Аспид, а затем шипящим шепотом добавил. – Это была лишь прелюдия, ныне пришло время раскрыть вашу ослабленную грехом ранимую душу.