Андрей Столяров

Ночью громят обсерваторию. Телефонный звонок выдирает Ефима из вязкого забытья, куда он провалился часа три или четыре назад. Суховатый голос Бекасова сообщает, что в здании был небольшой пожар, уже потушен, пострадали двое — Карл Осипович Мильштейн, он в эту ночь оставался дежурным, и аспирант Громельчук. Обоих везут в больницу. Сейчас все в порядке, ты можешь не приезжать.

— Я приеду, — отвечает Ефим.

Он лупит ладонью по выключателю и в первую секунду, как обычно, не может понять, где находится: серые казенные стены, шкаф с папками, большой письменный стол с лампой под абажу­ром, над ним — глянцевый, магазинный портрет президента. Ну да — кабинет Бекасова. А где еще прикажете жить? Гостиница за­бита под крышу, спят даже в холле ресепшена — на тощих боль­ничных матрасах, в спальных мешках. То же самое — шко­лы, откуда мет­ров на сто распространяется кухонный чад. Здесь же — относительная тишина, диван, кожаный, довольно удоб­ный, за небольшой выгородкой — раковина, душ, туалет. Хоро­шо еще, что Алена и мураши у родителей в Курске.

Кстати, сегодня надо бы им позвонить.

Время на настенных часах — без четверти шесть.

— Я — счастливый человек, — хрипло говорит он, плеща в лицо холодной водой и видя в зеркале перед собой нечто бледное, воспаленное от бессонницы.

Все последние дни он пытается убедить себя в этом. Он ведь и в самом деле получил то, что хотел. Он мечтал услышать го­лос далеких звезд, и он услышал его. Он жаждал увидеть при­шельцев из глубокого космоса, и вот — они на Земле. Он наде­ялся, что человек когда-нибудь вновь двинется во Вселенную, и вот, пожалуйста, виза на Терру в кармане, можно лететь. А если все получилось не так, как он грезил в своих зыбких снах наяву (и, кстати, заметим, грезил не только он), то это уже оборотная сто­рона медали. Боги наказывают людей, исполняя самые страст­ные их желания. Кошмарный итог: дым над всей плане­той, дым над всей стра­ной, дым над разворошенным Бельском. Кара, об­рушившаяся с небес. Правда, в данном случае нас наказы­вают не боги. В данном случае мы сами наказываем себя.

За окнами, как всемирный потоп, стоит октябрьская темнота. Фо­нарей почти нет, с трудом угадываются очертания улиц. В них колеблются какие-то тени, и кажется, что это слипшаяся мас­са людей, пытающаяся выплыть к Ковчегу из апокалипсического на­вод­нения. Они протягивают к нему руки, они, как водо­росли, колышатся, пятнами расплываясь в глазах, они без­звуч­но кричат: спаси нас, спаси!.. Но как их спасти? Ковчег и так переполнен чудовищным тварным грузом. И что мо­жет сде­лать мэр провинциального городка, почти неразличи­мого на оце­пенелых российских равнинах? Бельск — один из ты­сячи го­ро­дов в России. Россия — одна из двухсот стран мира, пускай и са­мая большая по территории на Земле. Земля — одна из восьми пла­нет Солнечной системы (было девять, но Плутон не­давно пе­ре­вели в более низкий ранг). Солнечная система входит в Галак­тику Млечный Путь, где содержится около четырехсот миллиар­дов звезд. Млечный Путь вместе с тридцатью тысячами других га­лактик входит в сверхскопление Девы. А оно вместе с другими галактическими сверхскоплениями образует Великую Ланиакею. Лучу света, чтобы пересечь эту империю звезд, тре­буется свы­ше пятисот миллионов лет: пропасть вечности, которая погло­щает собою все. Выми­рают на Земле гигантские яще­ры, вы­пол­за­ют из нор первые не­ук­люжие млекопитающие, из по­кры­той шер­стью, длиннорукой, пугливой праобезьяны по­яв­ля­ется чело­век, идут войны, воз­дви­гаются пирамиды, зарож­да­ются и гибнут ци­ви­лизации, имени ко­торых уже не помнит ни­кто, наступает эпо­ха машин, затем — эра широ­ко­по­лосного ин­тернета, тысячи те­ле­скопов стеклом темных глаз начинают взи­рать на звезды, а тонкий свет все летит и ле­тит к той гра­нице, за которой в бес­конечной анфиладе Вселен­ной рас­пахива­ются бездны новых и новых пространств.

Что может здесь сделать мэр Бельска?

Провести еще одно совещание?

Лучше не думать об этом…

Через двадцать минут Ефим уже на территории комплекса. Навстречу ему попадается «скорая», мигающая синей тревогой проблескового маячка. Неужели кто-то все же погиб? Бекасов об этом не говорил. Хотя возле самой обсерватории особой паники нет. Дымом, конечно, попахивает, но внешне здание выглядит как обычно: купол, два коротких одноэтажных крыла. И народу, в общем, немного: пожарные, сворачивающие брезентовые рукава, группа телевизионщиков, с помощью экрана, затянутого белой материей, налаживающая свет, двое полицейских с калашниковыми и в шаге от них — Бекасов, который кричит в сотовый телефон:

— Какого черта?.. Какой, к ядрене-фене, конвой?.. Они с ума там сошли?.. Не знают, что тут, у нас, происходит?.. Почему не пустили в обход?.. — Он засовывает телефон в карман и сообщает Ефиму: — Опять двадцать пять! Перекрыли дорогу в Заборинск, так эти хреновы куклы не придумали ничего лучше, как пустить конвой через Бельск!..

— Какой конвой? — тупо спрашивает Ефим.

Он еще не отошел от встречи со «скорой».