Андрей Смирнов

инструментом, предназначенным для того, чтобы исполнить его волю. Это большая глупость, Рихо.

Старуха перебирает завязки на своем платье и кланяется:

— Так,  господин  граф.  А что  до того  человека...  Не знала я ведь  ничего.  Господин мой в

видении обещал, что придет. И когда явился тот рыцарь, подумалось мне, что это он и есть. Больно

уж не похож он был на обычного-то человека. Да и когда волю его хотела отнять, не вышло у меня

ничего, а будто оттолкнуло меня от него что-то. Вот я и подумала: может, это и вправду… Он?

Может, вошел Он в человека, а освоиться как следует не сумел, а потому и говорит временами что-то

совсем непонятное?

Граф негромко смеется:

— Ты дура, Рихо.

— Вот уж вы правы, ваша светлость, — дура дурой, — старуха тоже пытается засмеяться в тон

Альфаро, но получается у нее не очень естественно, — это уж потом от ваших уже людей я узнала,

зачем господин привел в Лангедок этого рыцаря и чего от него хотел добиться... Жаль, конечно, что

не все вышло так, как вы хотели...

— Вышло так, что лучше и не придумаешь, — перебивает ее граф, — а то, что моим людям не

пришлось вылезать, чтобы подправить события, — очень хорошо. Один дьявол только и знает, что

мог   бы   натворить   наш   отшельник,   если   б   мы   там   появились.   А   так...   Вышло   —   лучше   и   не

придумаешь, — повторяет он.

— Значит, удалось? — осторожно спрашивает старуха. — Ведь мы, после того как ваши люди

нас из деревни взяли, и не слышали ничего толком про то, что там дальше случилось.

Альфаро несколько секунд, улыбаясь, смотрит на старуху.

— Можешь радоваться, старая ведьма. Твоя порча оказалась удачна, как никогда. Приманила,

как я слышал, к вашей деревеньке целую банду.

— А дальше-то, дальше-то что было? — спрашивает старуха, и живой интерес вспыхивает в ее

глазах.

— А с госпожой Амандой что? — набравшись смелости, спрашивает ее молодая спутница. —

Плохо, если с ней что-нибудь случилось, потому что она нам никогда зла не чинила...

Альфаро, не отвечая, смотрит на них, и под его взглядом женщины теряются. Улыбка графа

становится шире, в ней сквозит какое-то умиление.

— Зачем вам это знать? — спрашивает он. — Для всего мира вы мертвы. К чему мертвым

интересоваться такими подробностями?

Женщины в замешательстве.

— Приведи солдат, — говорит граф Мигелю.

А когда вооруженные люди появляются в зале, граф распоряжается:

— Старуху — сжечь... Эй, куда вы ее поволокли? Стоять. Сначала — при мне — свяжите ей

руки,   завяжите   глаза   и   рот.   Эта   женщина   —   ведьма,   и   она   может   околдовать   вас.   А   что   до

молоденькой... — Он задумчиво глядит на Жанну и снова переходит на южнофранцузский диалект.

— Девочка, отвечай на мои вопросы правдиво, ибо от этого зависит твоя жизнь. Ты уже присягала

Великому Мастеру, или же, как его именуют в просторечье, Сатане?

Жанна с ужасом смотрит на бабку, которую солдаты валят на пол и вяжут руки, потом — с еще

большим ужасом — на графа и отрицательно трясет головой.

— Превосходно. Доводилось ли тебе когда-нибудь встречаться... с отшельником Иммануилом,

который жил недалеко от вас?

— Да... Один раз... Я видела его издалека... Бабушка запрещала мне разговаривать с ним.

— Твоя бабушка совершала иногда и довольно разумные поступки... — Лицо графа озаряется

улыбкой.

— Итак, — произносит он с удовлетворением, — все в сборе. Ненависть, Истина и Сила. В

темницу ее! Да стерегите получше!

Глава третья

...Родриго умер не сразу. Несмотря на тяжесть полученных ран, он был еще жив, когда мы с

Жаном вынесли его с ристалища. Каким-то чудом он сумел протянуть еще несколько часов, сражаясь

со смертью с таким же упорством, с каким бился со своими врагами при жизни. Уже зашло солнце, а

он все медлил ступить за последний рубеж, отделяющий живых от мертвых. Было ясно, однако, что

до утра он не дотянет.

* * *

...Ричард Английский и другие гости графа Раймонда пировали во дворце, отмечая завершение

турнира,   а   мы   с   де   Эльбеном   сидели   перед   шатром   Родриго   и   смотрели   на   пляшущие   языки

крохотного   костерка,   разгонявшего   тьму.   Не   в   наших   силах   было   чем-либо   помочь   барону.

Единственное, что мы могли сделать, — найти священника, который подготовил бы барона к смерти,

проведя   все   те   обряды,   коим   жители   этого   века   придавали   такое   большое   значение.   Родриго,

который то приходил в сознание, то снова уплывал в забытье, сейчас разговаривал с ним, а мы с де

Эльбеном ждали завершения этого разговора, потому что больше нам делать было нечего.

— Никогда от Ричарда не было добра, — неожиданно проговорил тамплиер. — Ни для кого.

Я промолчал.

— У него только и есть, что показной блеск, который слепит многих.  На деле же...  — Ги

качнул головой. — У него есть слава, но он не сделал ничего, что стоило бы воспевать или что

стоило бы помнить. Если бы только он не был королем...

Снова установилось молчание. Длинной палкой я поворочал угли в костре. Тут Ги посмотрел

мне за спину, и я, почувствовав сзади какое-то движение, оглянулся.

Это был священник.