самого горизонта, вырастают, закрывая собой полнеба, и оборачивают к всадникам свои ущелья и
склоны, камни и водопады. Отряд минует перевал и приближается к Менханьо — мощной крепости,
охраняющей южную часть графских владений. С каменного уступа, на который взбираются Мигель
и дон Альфаро, можно видеть, сколь велика армия, осадившая крепость. Да, это можно увидеть, хотя
сейчас ночь: в лагере сарацинов горят десятки, сотни костров, рядом с которыми перемещаются
темные фигуры.
— Что ты об этом думаешь, Мигель? — спрашивает дон Альфаро.
— Их не меньше четырех тысяч, — негромко отвечает тот.
— Знаешь, Мигель, — говорит граф, — я думаю, что когда-нибудь сарацины заполонят собой
всю землю. Слишком уж быстро они плодятся.
Мигель, который сам на одну четверть сарацин, не говорит ничего.
Они спускаются вниз и движутся дальше, но уже осторожнее. Вскоре их окликает патруль.
Граф протягивает вперед руки, демонстрируя, что у него нет оружия.
— Я — дон Альфаро де Кориньи, — говорит он на сарацинском наречии и прибавляет с
дюжину имен, которыми наградили его родители, и еще полдесятка титулов, означающих земли,
которыми он владеет. — Я синьор этой земли. И я готов принести присягу Юсуфу аль-Кейсару и
принять ислам. Я хочу говорить с вашим господином.
Сарацинские воины, несколько ошеломленные речью христианина, не сразу решаются
разоружить графа и всех его спутников. Дон Альфаро дает телохранителям знак, чтобы они не
оказывали сопротивления.
— Передайте Юсуфу, — говорит он, — что нам необходимо поговорить как можно быстрее.
Воины ведут пленников в лагерь, слегка подталкивая в спину копьями — для порядка.
Начальник патруля широко улыбается: он имеет все основания ожидать награды за то, что захватил
такого важного пленника. Ведь всем известно, что Юсуф, дождавшись разрешения светлейшего
эмира, с превеликой радостью двинул свои войска против земель графа Альфаро. Потому что всем
известно: граф, и никто иной, повинен в смерти отца Юсуфа.
Высокий шатер, украшенный серебряным полумесяцем. У входа в шатер стоит красивый
молодой человек с тонкими, но решительными чертами лица. Рядом с ним — усатый воин, лицо
которого обнаруживает с лицом юноши некоторое (правда, весьма отдаленное) сходство. На
мужчине — кольчуга, на юноше — тоже, но более тонкая и, вдобавок, спрятанная под одежду. Оба
держат ладони на эфесах сабель.
Графу заламывают руки и подводят к юноше, который вздергивает подбородок и с презрением
глядит на пленника.
— О чем ты хотел говорить со мной, отродье Иблиса, прежде чем я прикажу привязать тебя к
четырем жеребцам и разорвать на четыре части?
Граф коротко оглядывается и смотрит в глаза Юсуфу аль-Кейсару. Легкая усмешка, тронувшая
его губы, беспокоит юношу, но под взглядом Альфаро он почему-то быстро забывает и об усмешке,
и о беспокойстве.
— О лучезарный, — говорит ему граф, — о светило ислама! То, о чем я хочу говорить с тобой,
настолько важно, что мне не хотелось бы, чтобы это услышали чужие уши. Может быть, мы
побеседуем в каком-нибудь другом месте, о сокрушитель неверных? Например, в твоем шатре? Или
ты опасаешься меня, Юсуф аль-Кейсар? Если так, то прикажи связать мне руки и даже от тени
всякой опасности ты будешь избавлен, ведь ты вооружен, а я — нет.
Он смотрит в глаза юному военачальнику, но тот молчит, как будто колеблясь.
Усатый воин прерывает молчание.
— Мой господин, — говорит он, обращаясь к мальчику, — не соглашайся на это. Всем
известно, как сильны чары этого христианского дьявола. Воистину, он — сам сын Иблиса. Поступи
так, как поступают христиане со своими колдунами (а ведь среди христиан много колдунов!), —
сожги его и развей пепел по ветру.
Но молодой человек качает головой.
— Нет, сначала я хочу узнать, что он собирался сказать мне. Ты будешь со мной, Али, во
время нашего разговора. Что он сможет нам сделать? Он пес, которому выдрали зубы. — И
приказывает стражникам: — Отпустите его.
Воины отпускают графа. Юсуф и Али входят в шатер. Дон Альфаро следует за ними. На его
губах играет усмешка.
Внутри шатра — богатые ковры, высокие канделябры, табуретки, убранная постель,
невысокий столик. Дон Альфаро некоторое время рассматривает дальнего родственника Юсуфа —
могучего воина Али.
— Мы ждем, пес, — говорит юноша.
— Полагаю, — начинает граф, — вас весьма удивляет то, что я пришел к вам сам,
безоружным, и отдался на вашу милость...
— К тебе не будет милости, — перебивает его юноша, делая резкий жест рукой. — Воистину
безгранично терпение следующих истинной вере — но только не к таким, как ты!
— И это слова воина Аллаха?! — притворно изумляется граф. — Или обещания повелителя
правоверных относительно христиан, желающих принять истинную веру, для вас пустой звук?
Али скрипит зубами и стискивает рукоять сабли.