Андрей Смирнов

нет,   ночью  они   шататься  по  лесу  не  будут...   Да,  значит,   либо  завтра  утром,   либо  все-таки  этим

вечером.

— Андрэ, не беспокойтесь, — снова подал голос Родриго. — Завтра с утра мы с вами и с

доном Бертраном... Вы известили его, Рено?.. Известили?.. Отлично... Завтра с утра мы с вами и с

доном   Бертраном   навестим   нашего  Луи.   Луи   к  встрече  с  Господом   уже  подготовлен,   грехи  ему

отпущены... хе-хе...

— А вы кого-нибудь послали в Чертов Бор, чтобы хотя бы их предупредить? — спросил я

аббата.

Рено фыркнул:

— Вы шутите?

Я   встал.   Поставил   кубок   на   стол.   Здравый   смысл   во   весь   голос   кричал,   что   я   совершаю

глупость, но я это и так знал.

— Спасибо за гостеприимство. У вас хорошее вино, аббат. Счастливо оставаться.

И двинулся к двери, чувствуя, как глаза всей честной компании сверлят мою спину. В дверях

повернулся:

— Тибо!

Мой слуга вышел из ступора, вскочил и бросился вдогонку. Во дворе он пытался заговорить со

мной, но, когда я не ответил на третью его реплику, заткнулся и стал молча седлать Праведника.

Из дверей вылетел Родриго:

— Андрэ, что с тобой?..

Я не ответил.

— Куда ты  собираешься на  ночь глядя?..  В Чертов  Бор?.. Да ты спятил!  На кой  черт тебе

сдались эти крестьяне?!.

Я не ответил, продолжая оседлывать коня. Пришла мысль, что лучше бы Родриго заткнулся. А

то как бы не вышло чего, о чем мы оба впоследствии будем жалеть. Адреналин плюс монастырское

вино — не самые лучшие советчики в подобных беседах.

Родриго между тем подошел ближе.

— Андрэ, ну нельзя же так!.. Рено к тебе со всей душой, а ты ему... Да послушай же ты меня!!!

— И, вцепившись мне в плечо, развернул к себе.

Вот это он зря сделал. Я резко скинул его руку. Посмотрел барону в глаза. Несколько секунд

мы свирепо пялились друг на друга. Потом я повернулся спиной к барону и снова занялся конем.

Родриго изрыгнул прямо-таки чудовищное богохульство. Я вскочил в седло.

— Готов? — спросил я у Тибо.

— Да, господин, — кивнул тот, утверждаясь на Праведнике.

— Тогда вперед.

Мы рванули через двор к воротам. Те, конечно, были закрыты.

— Открой! Живо! — зарычал я на караульщика. Тот скатился вниз, отодвинул засов, толкнул

одну створку, испуганно отпрянув в сторону.

Мы выехали из монастыря, сопровождаемые доброжелательным родриговским напутствием:

— Ну и проваливай! Чтобы они тебя там же и закопали, дурак!

* * *

Ночная скачка по лесной дороге — удовольствие еще то: дороги не видно, вообще ничего не

видно, едешь и не знаешь — то ли конь споткнется и ногу сломает, то ли сам в темноте на какой-

нибудь сук напорешься. Так что тут не до размышлений. Думать я стал, когда лес кончился и мы

выехали на открытую местность.

Родриго   прав.   Я   дурак.   Прибьют   эту   ведьму   или   нет   —   не   мое   дело.   А   уж   за   крестьян

тамошних и переживать нечего. Когда мы ночью в их деревне ночлега искали, они ведь послали нас

с Тибо ко всем чертям. Так что поделом...

И все-таки я гнал дальше. Почему — не знаю. Должно быть, это благостное повествование

аббата о хитроумном способе превращения зла в добро меня так взбесило. Дурь какая-то. Или вино

по мозгам ударило.

Луна   спряталась.   Начался   дождь.   Дорога   мигом   раскисла.   В   темноте   мы   проехали   мимо

перекрестка. Пришлось возвращаться. Потеряли на этом два часа.

* * *

...Добрались до места перед самым рассветом. Если Луи собирался ночевать в лесу, то в Бору

он должен был появиться только поздним утром.

Посему,  доехав до поселка, я собирался объявить,   какого гостя вскоре предстоит встречать

ведьминым односельчанам. Объявить — и посмотреть, как они на это сообщение отреагируют. Если

соберутся воевать с Луи — помочь. Шансы отстоять деревеньку были: мужиков в ней — раза в два

больше,   чем   разбойников,   так   что   захватить   Бор   Луи   мог   только   благодаря   внезапности   или

врожденной крестьянской тупости и безропотности. Я собирался как-нибудь расшевелить их, а если

бы не получилось — хотя бы вытащить из деревни Рихо и Жанну. Сама ведьма была мне неприятна,

но я чувствовал себя обязанным за возвращение памяти. Не люблю долгов.

Но человек предполагает, а бородатый старикан, сидящий в небе на облачке, — располагает.

Когда мы добрались до деревни, она уже догорала.

Собственно,   сама   деревня   по   большей   части   была   цела   —   сгорели   выселки,   со   стороны

которых мы подъехали к Чертову Бору. Над пепелищами поднимался чад. Пламя прибило дождем.

Принцу   дым   не   понравился.   Он   притормозил   и   замотал   головой,   отказываясь   двигаться

дальше. Я шлепнул его по крупу.

У крайнего домика я натянул поводья. Спешился. Ведьмин дом, вросший в землю, влажный и

старый, сгорел лишь наполовину. Не было соломенной крыши — вместо нее из середины дома валил

сизый дым. Но стены, обгоревшие лишь поверху, стояли. Сохранилась даже дверь — с совершенно

целым бревном, которым эту дверь подпирали.

А  вокруг   —  тишина.   Ну,   почти   тишина.   Дотлевают  домики-землянки.   Наверху,   в   деревне,

краешек   которой   виден   в   разрывах   сизых   клубов,   слышны   неразборчивые   голоса.   Крикливые,