Андрей Смирнов

давностью лет мои права признавать отказался. Ни вызвать его на поединок, ни судиться с ним я не

мог — он все-таки мой сеньор...

— ...и   в  результате  с  этой  деревни  поборы  стали  брать  и вы,   и  он,   —  закончил  аббат. —

Родриго, мне эта история известна лучше, чем вы думаете. Так вот, сын мой: мало того, что вы

терпите эту еретическую общину, вы еще вдобавок позволяете на границе своих владений обитать

какой-то ведьме!

— Это вы про Чертов Бор говорите?

— Именно.

Я стал прислушиваться к разговору с вдвое большим любопытством.

—  Хочу  вам   сказать,   Рено,   —  промолвил   Родриго,   наливая  себе  вина   из  нового   кувшина,

принесенного молоденьким монашком. — Хочу я вам сказать, собственно, вот что. Деревня эта тоже

не моя. Принадлежит она рыцарю Себастьяну...

— ...который погиб в Крестовом походе...

— ...оставив после себя жену и сына...

— ...а жена у него еретичка...

— ...а меня это не касается, потому что Себастьян был вассалом епископа Готфрида! Вот так-

то, Рено! И ведьма эта — Готфридова забота, а уж никак не моя. И если наш епископ ее терпит...

Аббат поморщился:

— Родриго, вы прекрасно знаете, что представляет собой нынешний епископ Эжля. Терпит!..

Да ему наплевать, что в его вотчине творится, лишь бы выпивка на столе да молодка в постели.

— А мне-то что за забота?

— А то,  что долг каждого христианина...   Впрочем,  мы  с вами  уже говорили  о том,  в чем

состоит сей долг.

— Да! Беседовали! И снова я вам скажу то же, что и раньше говорил. Подойдет мое время —

поеду в Палестину. А со старухами и дураками сражаться не буду. Бесчестье это!

Родриго помолчал и добавил:

— Да и не с руки мне с Готфридом ссориться. Не хочу его обижать.

— Уже не обидится, — сообщил аббат, пригубив вино из своего кубка.

У меня в желудке противно похолодело. Я, кажется, начал кое-что понимать...

— Как так? — не понял барон.

— Помните, что я вам говорил относительно того, как добро из зла нам извлечь удалось? —

Аббат   так   и   лучился   от   удовольствия.   —   Разбойника   Луи   мы   в   Чертов   Бор   послали.   С

обязательством, чтобы он нас от этой ведьмы избавил.

— И что ж, Рено, ты думаешь — Луи свое слово сдержит?

— А отчего бы  ему свое  слово и  не  сдержать? Ведь  только  задаток  мы  ему дали,  вторую

половину и полное отпущение грехов пообещав по окончании. А чтобы не ошибся Луи деревенькой-

то — на то брат Максимилиан с ними пошел.

— Как же мы с ними разминулись?.. — пробормотал барон, нахмурившись.

— Так они, скорее всего, через лес пошли. Мы выждали время — и сразу же послали гонца в

Монпелье. Пока Луи будет сидеть в Чертовом Бору, жиреть на крестьянской свинине и мечтать о

том, что теперь-то у него со всеми властями мир да любовь, так тут-то его и...

— Ловко придумали, — хмыкнул барон. — Ловко, ничего не скажешь.

— А по-моему, это подлость.

Родриго и аббат пристально посмотрели на меня. Взгляд у Родриго был пустой и темный — он

уже порядочно успел набраться. Аббат, который выпил меньше, смотрел холодно и цепко. У Жана,

сидевшего за одним столом с нами, отвалилась челюсть.

—   Простите,   —   с   ледяной   вежливостью   переспросил   аббат.   —   Я   не   расслышал,   что   вы

сказали?

— Я сказал, что это подлость.

— Эээ... кхгм... Что вы называете подлостью?

—   Перетрусив,   отвести   от   себя   угрозу,   натравив   двадцать   бандитов   на   двух   несчастных

женщин. Вот что я называю подлостью.

— Эн... эээ... Андрэ... я хочу вам напомнить, что вы находитесь в храме Божьем и...

— Я прекрасно знаю, где нахожусь. Но подлость от этого подлостью быть не перестает.

Аббат молчал, краснел и бледнел, а Родриго поморщился и, икнув, сказал:

— Да остынь, Андрэ! Полно тебе злиться! Ну, спалит Луи эту ведьму... Ну, испортит еще двух-

трех девок... Ну, скажи — кому от этого хуже станет? Все равно Луи, считай, уже в западне... Надо

будет только весточку Раулю послать на тот случай, если Луи все-таки решит от монпельерцев снова

в   горы   уходить,   чтоб   Рауль   там   его   встретил...   Подумаешь,   большое   дело   —   сдохнет   в   Бору

несколько крестьян. Тем более крестьяне не наши, а Готфрида. Стоит ли из-за этого ссориться?

Аббат взял себя в руки и, видимо, решил дать мне возможность выпутаться из этой ситуации,

сохранив лицо:

— Это все снова от того, — произнес Рено поистине с христианским смирением, — что вы по

внешности, а не по духу судите...

— По духу, значит... — негромко произнес я. — И как же это называется «по духу»?

— По духу, — Рено снова взял назидательный тон, — это называется «святой обман». Еще и

Господь наш, Иисус Христос, пример нам в том подал, приказав легиону бесов, обитавших в одном

человеке, выйти и перейти в стадо свиней, зная меж тем, что стадо свиней это поглотит морская

пучина. Вот это и есть святой обман, коий применять...

— Когда они должны добраться до деревни?

Аббат недовольно замолчал. Задумался.

— Они пешие... Если весь день шли, то уже часа два тому как добрались. А если на привал

остановились — а они, скорее всего, остановились, потому что ночка у них нелегкая была, то... хотя