Андрей Смирнов

могли сделать вид, что не заметили нас, но собаки... Тут мой разум спотыкался. Ни одна — ни одна!

—  псина  не  залаяла,  пока  егеря  проходили   мимо  расщелины,   где  мы  прятались,   молча  готовясь

подороже продать свои жизни.

Егеря   и   кто-то   из   всадников,   двинувшихся   им   навстречу,   встретились   как   раз   напротив

расщелины.

— Ну что? — Их голоса были слышны даже лучше, чем дыхание сжавшейся в комок Жанны.

— Нету их, — ответил второй. Очевидно, это был егерь. — Как сквозь землю провалились.

— Плохо искали.

— А может, вы их плохо сторожили?

— Придержи язык, мужлан!

Недолгое молчание.

— Поверху они могли удрать, — примирительно предположил егерь.

— Ерунда. Слишком круто.

— Ошибаешься! Есть там наверху две тайные тропки. Надо бы их проверить.

— Иди и проверь.

И они ушли. Просто ушли, и все.

Подождав некоторое время, мы выбрались из расщелины. Наткнувшись вскоре на ручей, долго

шли по течению. Вода была ледяная. Через несколько десятков шагов ноги уже не чувствовались. Я

думал, что Жанна, которая была босиком, сдастся первая и придется тащить ее на руках, но она

держалась лучше меня и старика, вместе взятых.

* * *

Во   время   всей   этой   беготни,   на   одном   из   привалов,   мы   наконец   познакомились   с   нашим

безымянным спутником.

— Меня зовут Алонсо де Виллярробледо, — представился он. — В течение десяти лет я был

командующим гарнизона крепости Менханьо.

— Сколько времени вы пробыли в подземелье?

— Не могу сказать точно. Какой сейчас год?

— Тысяча сто девяносто седьмой от Рождества Христова. А месяц, если вас это интересует, —

сентябрь.

Алонсо кивнул.

— Значит... — Он посчитал по пальцам. — Два года и четыре месяца.

— А кому крепость принадлежала раньше?

— Я не понимаю вас, дон.

— Вы сказали, что были комендантом крепости. Чьей собственностью она являлась до того,

как ее захватил Альфаро?

Алонсо несколько секунд помолчал.

— Как вы меня назвали? — переспросил он. — «Commandant»? Это франкское слово?

—   Возможно,   —   я   пожал   плечами,   —   означает   именно   вашу   должность.   Так   кому   вы

служили?

— Я служил Альфаро. Как до того служил его отцу.

— Тогда почему же он...

— Не знаю. — Алонсо резко дернул подбородком. — Я был верен ему. Ходили о нем разные

слухи...   Я   не   хочу   сказать,   что  не   понимал,   кому   служит   Альфаро   на   самом   деле.   Но   ведь  и   в

Писании сказано: «Отдай кесарево — кесарю,  а Богово  — Богу».  Я  служил ему, как служил бы

любому другому синьору. Однажды он пригласил меня к себе в замок. Мы долго разговаривали о

совершенно незначительных вещах — погоде, повадках птиц, мусульманской поэзии... Я старался ни

в чем не прекословить ему. Даже в таких мелочах. И я не понимаю, почему к концу беседы он вдруг

сказал: «Вы слишком неподатливы, Алонсо. Мне очень жаль» — и приказал страже увести меня

вниз.

— Зато я, кажется, понимаю... — потянул я.

— Что же вы понимаете?

— А то, что ваш граф свихнулся не вчера, а уже три года тому назад как минимум.

Алонсо молча посмотрел на меня. В его глазах засветилось бешенство.

— Это  НЕ МОЙ граф, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнес он.

— Ну, извините...

Алонсо кивнул. Ярость медленно стала угасать.

— Я принимаю ваши извинения, дон Андрэ.

* * *

В землях, когда-то принадлежавших роду Альгарисов, мы остановились на ночлег в доме того

самого  мавра, который первым  рассказал мне о том,  что случилось с родственниками  Родриго  и

какая сволочь граф Альфаро де Кориньи. Мавр был не слишком рад нашему появлению, но в крыше

над головой и куске хлеба не отказал. До следующей ночи мы не выходили. Мавр жил на отшибе, но

любопытные   соседи  все-таки  могли   случайно   углядеть  нас.   Молчаливая   жена  хозяина   подогрела

горячую воду. Жанна расспросила ее о каких-то травах, а потом приготовила отвар, вымыв голову

которым я впервые за последние две недели смог заснуть без того, чтобы не драть голову ногтями в

бесполезной попытке избавиться от поселившихся в ней кусачих тварей. Старик, позаимствовав у

сарацина нож, кое-как обкромсал себе волосы и начисто сбрил бороду. Вымывшись и побрившись,

он совершенно преобразился. Почему я вообще решил, что имею дело со стариком? Наверное, из-за

бороды. Это был человек лет сорока пяти, не больше. И худой, как заключенный Освенцима.

* * *

Через пару дней нам снова пришлось думать о том, где бы достать жратву, поскольку то, что

нам дал в дорогу мавр, закончилось.

Был   поздний   вечер,   когда   на   дороге   обнаружился   большой   трактир.   После   короткого

обсуждения было решено попытать счастья.

В дверях трактира я столкнулся с постояльцем, как раз выходившим наружу.

—   С   дороги,   мужичье,   —   буркнул   он,   делая   попытку   отпихнуть   меня   в   сторону.   Голос

показался мне до странности знакомым.

— Полегче, любезный. А то ведь и в грязь можешь свалиться.

— Что-что? — Он застыл на месте. — Ты кому грозишься, мужлан? Мне, что ли?

Я наконец узнал говорившего.

— Посмотри мне в лицо, Анри, и повтори это еще раз.

Не глядя, он нащупал позади себя дверную ручку и отворил дверь. В тусклом свете, лившемся