— …пусть умрут. Тогда… их родичи… бессмертные… и демоны… и духи… явятся с
Небес… или из Ада… чтобы отомстить… Орденам…
Сэаль закричала, когда его движения стали особенно сильными и резкими; и рычание
Теланара смешалось с ее криком, когда король Ильсильвара вновь кончил в лоно своей любимой
рабыни. Тяжело дыша, он перевалился на бок, а затем улегся на подушки. Сэаль приподнялась и
накрыла их обоих тонким одеялом: не смотря на холода за окном, королевские покои
отапливались исправно, и в этой части дворца обычно бывало жарко, чем холодно.
Теланар повернулся к ней, несколько секунд смотрел глазами, мутными от усталости и
пережитого наслаждения, а затем закрыл глаза и уснул, продолжая сжимать ее руку, словно
большой ребенок. Сэаль лежала рядом и ждала, пока он уснет; глаза ее оставались ясными и
чистыми, как безоблачное ночное небо в новолуние. Затем она высвободила руку и выскользнула
из-под одеяла; набросил что-то из одежды, подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение. В
комнате царил полумрак, но даже в полной темноте она видела не хуже, чем при свете. Черты ее
лица самую чуточку изменились: это были микроскопические изменения, которые не смог бы
заметить ни один человек; но все же они имели значение, поскольку оказывали влияние на разум, минуя сознание. При общении с Теланаром она добавляла в свое лицо черты его матери, что
усиливало его ощущение полного принятия, которое она всегда старалась ему сообщить: ребенок
внутри сильного и зрелого мужчины, властвующего над огромной страной, откликался на ее
манипуляции, безраздельно доверял ей и принимал ее советы. Секс — всего лишь способ
ненадолго и не в полной мере вернуть чувство абсолютного слияния с другим человеком — то
самое чувство, которого человек навсегда лишается, когда рождается на свет.
Но теперь эту маску следовало временно отложить в сторону; Сэаль самую малость
сместила черты лица так, чтобы напоминать Джийндану, юному любовнику писаря Мангафа, его
первого партнера, память о котором запечатлелась в сердце Джийндана навсегда. Мангаф часто
советуется с любимым юношей, ведь последний изобретателен, находчив и поэтичен; она внушит
Джийндану несколько идей и речевых оборотов, которые тот затем сообщит королевскому
писарю. Теланар редко диктовал свои указы полностью, предпочитая отдавать писарям и
придворным соответствующие задания, а потом подписывать принесенные бумаги, поэтому
важно, чтобы Мангаф в послании к ильсам, через земли которых продвигались захватчики,
расписал все более-менее верно, без лишних фантазий.
Закончив корректировку внешности, Безликая бесшумно выскользнула из королевской
опочивальни, оставив короля Ильсильвара на измятых багряных простынях, под атласным
балдахинам, среди стен, закрытых багряными и красными тканями.
Глава 16
— Открывайте, — приказал командор.
Солдат отодвинул засов.
— Сир, — предупредил Чайдзайн. — Будьте осторожны. Они не в себе.
Кельмар промолчал. Министериал распахнул дверь и взялся за булаву — так, как будто бы
ожидал немедленного нападения из темноты, лежащей за проемом двери. Едва различимое
движение… стон… шорох… Чайдзайн опустил ладонь на рукоять меча. Дольн, в руках которого
чадил факел, бегло взглянул на командора и сделал было шаг к дверному проему, но Кельмар
отстранил его с дороги. Он прикоснулся к предплечью левой руки пальцами правой, ощущая
сквозь плотную ткань бугорки с различными видами ядов и легонько надавил на два из них.
Возникло чувство, как будто бы от локтя к плечу и выше, в голову, поднялась холодная
голубовато-синяя волна, а затем сквозь голову, свободно минуя кости черепа, подул прохладный
ветер. Восприятие изменилось — свет факелов теперь слепил командора, зато темнота расцвела
призрачными красками: он увидел камеру также хорошо, как если бы она была залита дневным
светом. Большинство людей, находившихся в помещении, оставили без внимания открытую дверь
— лежали без сознания, неподвижно сидели или раскачивались из стороны в сторону — но
некоторых изменения в обстановке явно заинтересовали — их глаза горели безумным огнем, они
медленно подбирались к двери, определенно собираясь наброситься на вооруженных людей в
коридоре при первой же удобной возможности. Кельмар обнажил меч, шагнул в камеру и убил
четверых самых буйных, включая Тейда Ансампера, которого, положа руку на сердце, он никогда
не любил. Тейд был слишком хорош во всем — молодой и честолюбивый, он явно мечтал со
временем занять место Кельмара, а кардинал Рекан, как было известно командору, выказывал
явное покровительство молодому рыцарю. Несколько раз они беседовали наедине — не слишком
часто и не на виду у всех, но у командора, который посвятил Ордену почти всю свою жизнь,
имелись друзья в том числе и среди адъютантов Рекана, и об этих встречах он знал. Ему не было
известно, о чем они говорили, но догадаться несложно: Тейд служил Рекану глазами и ушами, позволяя кардиналу быть в курсе того, что происходило в сотне Кельмара, и в то же время
покровительство Рекана позволяло Тейду надеяться когда-нибудь занять место командора.