Андрей Смирнов

объяснив ей, что это и как надлежит действовать дальше. Отец выпил зелье, и разум его

помутился; служанка легла с ним в постель и без труда совратила. Это был единственный раз, когда мой безукоризненный родитель нарушил обет целомудрия – и в эту самую ночь был зачат

я…

Лэйн замолчал, вперив взгляд в горящий огонь. Хейла поднялась и положила в костер еще

пару поленьев. Затем она вернулась на место, показывая, что готова слушать дальше.

– На утро, осознав, что произошло, отец пришел в бешенство. Он прогнал служанку, а

когда бабка встала на ее защиту и проговорилась, что любовное зелье служанка поднесла с ее

ведома – разъярился еще больше. Он проклял всю нашу семью, весь род, сказав, что подлость и

ложь несовместимы с достоинством аристократа, и что род наш обречен и должен закончится. Он

собирался бросить все, одеться в рубище и уйти – по счастью, до этого не дошло; но дед выслал

его в отдаленное имение, запретив появляться в родовом замке. Проклятье его, однако, вскоре

начало осуществляться: его старший брат, мой дядя, который должен был наследовать земли и

титул, упал с лошади и вскоре умер; сестра моего отца и ее муж, зная, что отец в опале, отравили

жену дяди и его детей для того, чтобы сделаться наследниками. Это дело раскрылось; дед начал

войну с графством, из которого происходил его зять и где последний вместе с женой нашли

убежище. Войну дед выиграл и публично казнил собственную дочь и ее мужа, хотя никакой

радости ни эта победа, ни совершенное правосудие ему не доставили. Случившееся подкосило и

его самого, и его жену, мою бабку, и когда умер дед, она наконец призвала моего отца обратно. Он

ответил отказом – в то время он делал карьеру в королевской армии, и вернулся в родовой замок

лишь тогда, когда его мать умерла. Говорят, она сварила ядовитое зелье и выпила его, сведя счеты

с жизнью. Когда это произошло, король велел отцу вернуться и принять наследство. Нехотя он

повиновался, ведь тем самым оказывался нарушен еще один обет Незапятнанных – не владеть ни

людьми, ни землями, ни каким-либо ценным имуществом – но долг перед родом и королевский

приказ перевесили его личные пристрастия. Когда он вернулся, то первым делом прогнал из замка

мою мать… мне в то время было всего пять или шесть лет. Позже, повзрослев, я пытался найти ее, но не смог – некоторые говорили, что она повесилась, другие – что уехала в город и стала

шлюхой, но никто не знал в точности; отец же всегда говорил, что она была рада получить деньги

и уехать подальше, но я ему не верю. Я не исключаю даже, что он убил ее и где-то спрятал тело, мстя таким образом за обет, который она когда-то заставила его нарушить… Нет, он совсем не

злодей: наоборот, он почти святой – одержимый фанатик, идущий к своей великой цели – но все, что способно отвлечь его от этой цели, исказить его путь, который должен быть идеально прямым, приводит его в исступление. Излишне и говорить, что я никогда не получал от него ни любви, ни

тепла – я всегда был для него молчаливым укором, напоминанием о некогда совершенном грехе, изъяне, без которого вся его история могла бы стать совершенно другой. Для него было бы лучше, если бы меня вовсе не существовало. Не скрою, он дал мне хорошее образование, но никогда

формально не признавал своим наследником. По его мысли, я должен был сделать военную

карьеру, стать офицером королевской армии – а может быть, сделаться блистающим рыцарем

света, разъезжающим по миру и совершающим великие подвиги и благородные сумасбродства,

которые хоть как-то смогли бы оправдать и сгладить позор моего рождения. Среди учителей,

которые у меня были, особенно запомнился мне один – краснокожий уроженец острова Джанбро, невысокий, лысый и крепко сбитый. Не знаю, слышала ли ты когда-нибудь о джанбройцах? Их

остров расположен на юге Вельдмарского архипелага, они не используют ни доспехов, ни щитов, ни какого-либо тяжелого оружия, живут как дикари, в хижинах из соломы и пальмовых листьев, ходят голыми, не считая набедренных повязок и кожаных лент, которыми перед боем обматывают

локти и голени. Все мужчины на острове практикуются в боевых искусствах; они умеют

сражаться, но не так, как мы – с тех пор, как их остров был открыт и впервые завоеван, лучших

мастеров острова начали выписывать к себе знатные и богатые семьи, ибо джанбройцы являются

непревзойденными мастерами кулачного боя и легкого оружия вроде ножей и кастетов. Мой

наставник был одним из таких путешественников: за двенадцать лет, проведенных в нашем замке, он заработал достаточно, чтобы безбедно прожить остаток дней; после того, как я поступил в

Лебергский университет, он уехал на родину. Надеюсь, он благополучно добрался до дома и

открыл там свою школу, как всегда мечтал… Хотя их оружие уступает нашему, и сам остров

неоднократно оказывался под властью то одного вельдмарского герцога, то другого – именно этот

человек, мой наставник, впервые показал мне, что в мире есть и другие пути, кроме того, что

определен для меня отцом. Я понял, что не хочу жить жизнью, правила которой устанавливает за