Андрей Смирнов

Как женщина она далкрума, впрочем, совершенно не интересовала – только как проводник и

товарищ; обычно он легко заигрывал с женщинами, но здесь, понимая, что чувства со стороны

одинокой и некрасивой Хейлы будут, скорее всего, самыми серьезными, общался с ней тепло, но

сохранял определенную дистанцию, не позволяя себе ни намека на флирт, ни даже шуток на эту

тему.

В ту ночь они о многом поговорили, при том говорил в основном Лэйн, нашедший в лице

Хейлы благодарного слушателя. Слишком давно он не общался ни с кем просто так, ни о чем и

обо всем сразу – он привык к одиночеству, но потребность в простом человеческом общении

никуда не пропала, хотя в силу обстоятельств и оказалась подавлена. Хейла в ответ рассказала ему

все о себе, и даже о том, что не рассказывала до сих пор никому – как в восемь лет ее совратил

отец и как последующие годы принуждал сожительствовать с ним; в этой порочной связи она

видела причину своих неудач с мужчинами.

В ходе рассказа она вдруг заметила усмешку на лице Лэйна, оборвалась на полуслове и

сжалась. Она открыла ему свою душу, а он, человек, которого она полюбила и которым

восхищалась, как богом, в ответ смеется над ней – это было для нее хуже удара ножом в сердце.

– Что смешного?! – Сквозь зубы выдавила она, со всей силы сжимая кулаки для того,

чтобы не расплакаться.

Лэйн словно очнулся: его отсутствующий взгляд вновь обратился к вещам и людям,

окружавшим далкрума в данную минуту, он вдруг понял, насколько неуместной и обидной

должна была показаться Хейле его усмешка, и поспешил объясниться:

– Прости. Я смеюсь не над тобой, а над самим собой. Подобное притягивает подобное; мы

раз за разом впускаем в свою жизнь то, к чему привязаны – неважно, привязаны мы любовью или

ненавистью – и я в этом смысле совсем не исключение. Куда бы я не пошел, мне постоянно

встречаются люди, которые не могут найти общий язык со своими отцами… И этот мальчик, –

Лэйн кивнул в сторону спящего Калила, – не исключение… Уже столько лет я хочу жить своей

жизнью, перевернуть эту страницу, ни в чем не быть на него похожим – и все зря: то, что я хочу

забыть, раз за разом возвращается ко мне, как будто бы окружающий мир специально хочет

напоминать мне о нем снова и снова. Возможно, я слишком к нему привязан – хотя, как и в твоем

случае, эта привязанность основана на ненависти, а не на любви.

Жесткое выражение сошло с лица Хейлы: она вдруг поняла, что безукоризненное и

совершенное существо, которому она была готова поклоняться, как богу, имеет за спиной путь, заполненный отнюдь не только лишь одними героическими свершениями и восхождением от

славы к славе. Она подумала, что тени прошлого терзают Лэйна, может быть, не меньше, чем ее

саму, и осторожно спросила:

– Он… тоже?..

– Нет-нет, – Лэйн покачал головой. – Ничего такого не было. В чем-то он

противоположность твоего – никогда не шел на поводу страстей, наоборот, всегда их подавлял…

безукоризненный и чистый…

Лэйн замолчал. Хейла не задавала вопросов, предоставляя далкруму возможность решать

самому, что говорить, а что нет, и спустя какое-то время Лэйн продолжил:

– Мой отец принес обеты Ордена Незапятнаных. Слышала о них?

Хейла сделала неопределенное движение головой.

– Кажется, они не пьют вина… и не спят с женщинами?..

– Да, все верно, – кивнул Лэйн. – И еще множество подобных «не». Никаких страстей,

ничего низменного. Это светлый Орден, задача которого – очистить человеческую природу от сил, привнесенных в нее Луной и Горгелойгом, во всем уподобиться бесстрастным и совершенным

ангелам Небес. Орден немногочисленен, поскольку предполагает жестокую аскезу: полный отказ

от земных удовольствий, постоянные духовные практики, молитвы и самоистязания с целью

подавить слабую и неверную плоть и целиком подчинить ее духу. Обеты принимаются не все:

только те, в исполнении которых человек уверен. В тысячу раз лучше не принимать обет, чем

принять и не исполнить, ведь если обет нарушен, поправить уже ничего нельзя: нарушивший уже

не может считаться Незапятнанным. Мой отец принадлежал к знатному роду, но поскольку он не

был старшим сыном в семье, то и обязанности продолжать род не имел, и поэтому в возрасте

шестнадцати лет принес обеты Ордена Незапятнанных. Дед, как говорят, был в гневе, поскольку

планировал породниться с другим родом, но со временем остыл и принял выбор отца; кроме того, он надеялся, что со временем эта «блажь» пройдет и природа возьмет свое. Однако, мой отец –

человек железной воли: шли недели, месяцы и даже годы, а он по-прежнему сторонился женщин, не пил вина, не ел ничего, ласкающего вкус, не предавался развлечениям, а целыми днями либо

молился, либо посвящал себя тренировкам с оружием, изучению военной тактики и стратегии. Его

фанатизм пугал родных, к нему в качестве служанки приставили красивую молодую девушку,

которая смотрела на него глазами, полными обожания, но и к ней он оставался равнодушен.

Прошло несколько лет. Как-то отец заболел; моя бабка, которая немного разбиралась в ведовстве, сварила приворотное зелье и под видом лекарства велела служанке подать это питье отцу,