Андрей Смирнов

напитку, пьянящему разум. — Гиора, человека и оборотня.

Кхаду кланяются и уходят, а когда возвращаются, то приводят в зал рогатого демона,

мужчину средних лет и юношу, в чертах лица которого есть что-то от соболя или куницы.

— Принесите чаши с огнем, лавой, льдом и водой, — говорю я, обращаясь к лганарэ,

людям-скорпионам, стоящим слева от ложа.

Они кланяются и уходят, и возвращаются с чашами, полными эссенций, выделенных из

чистых стихий.

— Приведите халнея и костяного демона, — говорю я, обращаясь к кадётам, стоящим в

центральной части зала, между ложем и большими двустворчатыми дверьми.

Они кланяются и уходят, плетя сети из своих чар, а когда возвращаются, в этих сетях

находятся мечущаяся, как птица в клетке, живая тень, и крупное злобное существо,

напоминающее скелет дикобраза, ощетинившегося на редкость кривыми и толстыми костяными

иглами.

— Сотките над залой полог, — говорю я, обращаясь к паучихам, притаившимся у стен. —

Чтобы никто из тех, чье сердце боязливо и страшится любви, не смог бы в эту ночь уменьшить

мое удовольствие своим постыдным бегством.

Они создают призрачные тенета и опутывают зал паутиной из чар, и когда заканчивают, я

велю всем своим слугам покинуть зал, ибо нельзя созерцать предстоящее таинство, оставаясь

безучастным, а их духовные тела в качестве компонентов мне сегодня лишь помешают.

Томление охватывает меня, я глубоко вздыхаю, изгибаясь, немного меняю позу на ложе и

издаю негромкий стон. Яды, заключенные во мне, приходят в движение. Они соединяются в

сложную смесь, которая выделяется из меня вместе с потом и смазкой. Эта смесь попадает в

воздух — настолько легкая и неощутимая, что лишь оборотень мог бы уловить ее аромат,

находись он тут в своем зверином обличье. Гиор, человек и перевертыш дышат моей силой,

разлитой по залу и соединенной с воздухом, и на них аромат оказывает воздействие почти сразу.

Халней и одлорг не дышат вовсе, но это не важно — смесь все равно проникнет в них, впитается в

кости и в сгусток живой темноты, и когда это произойдет, все остальное потеряет значение.

Однако, для предстоящего таинства мне не хватает еще четырех компонентов. Я дую на

четыре чаши с четырьмя элементами, призывая связанных с ними стихиалей — и вот, над одной

из чаш вспыхивает пламя высотой в человеческий рост, другая бурлит фонтаном лавы, в третьей

растет и лопается ледяное дерево, четвертая исторгает водяной гейзер. Из четырех врат являются

четыре духа и принимаются стремительно и отчаянно летать по залу. Они чувствуют себя

пойманными, и чувства их не обманывают. Но чувства изменчивы. Когда мой аромат проникает в

них, они забывают о том, что пленены и обречены…

Первая троица к этому моменту уже теряет себя. Человек ползет ко мне по полу, он лижет

пол и ступеньки, ведущие к возвышению, на котором стоит ложе. Он смотрит на мое тело, не

отрывая глаз, и его трясет от вожделения. Гиор катается по полу, бешено ревя, раздирает стены

когтями и грызет зубами барельефы. Соболь, уже в зверином облике, распушил хвост и медленно

идет к моему ложу.

Пока мои гости теряют себя из-за разлитого в воздухе аромата, мое тело меняется. Живот,

грудь, лицо и бедра белеют, чернота отступает за спину. За спину же смещаются гнойники и

трупные пятна. Я чувствую, как плоть от лопаток до поясницы взбухает — наружу тянутся девять

темных отростков, и на конце каждого из них находится утолщение, похожее на бутон

нераспустившегося цветка.

Стихиали также устремляются ко мне, и из распавшихся клеток выходят халней и одлорг.

Костяной демон покорился почти сразу, и лишь живая тень пытается еще сопротивляться. Я,

улыбаясь, смотрю на халнея, зная, что хватит его ненадолго, ибо хранящая его сила находится

слишком далеко от нас, чтобы полноценно защитить своего подданного, и даже будь Король

Теней здесь, в этом зале, я бы приняла его вызов и уничтожила бы его ради того, чтобы добыть

алхимический ингредиент, скрытый в семи душах живой тени.

Все происходит так, как и должно. Тень теряет себя и устремляется ко мне — последней из

всех.

Девять бутонов раскрываются и распухают, являя взорам моих гостей девять женских тел,

возлежащих внутри девяти огромных цветков. Все тела различны и все — похожи на то

единственное, которое их породило. Я ощущаю себя в каждом из них, улыбаюсь и маню к себе

каждого из девяти избранников, ласкаю себя девятью парами рук, выказываю вожделение девятью

парами глаз, движениями девяти пар ног. Обезумевшие мужчины, демоны и стихиали

устремляются ко мне, впиваются губами в мои губы, терзают мои груди, нетерпеливо входят в

мои лона. В один и тот же миг я ощущаю девять соитий, и девять видов наслаждения текут по

девяти отросткам в центральное тело, остающееся неподвижным и недоступным. Из девяти

соитий подобны плотской любви, известной людям, лишь три: гиор в бешенном ритме овладевает

демоницей, беря ее сзади; мужчина склонился над женщиной, лежащей на спине и положившей

ступни ног ему на поясницу; соболь проникает в миниатюрную женщину-фурри, лежащую на

боку, кусая ее плечо и оставляя на коже следы от когтей. Оставшиеся шесть тел соединяются