Андрей Сахаров

Он открыто любовался женой — к смущению невольных свидетелей. Любовался ее красотой, ее «несентиментальной готовностью прийти на помощь», силой характера, литературными и кулинарными способностями.

Коротко характеризуя роль Елены Боннэр в своей жизни, Сахаров выбрал редкое слово «очеловечивание». Что он вкладывал в это слово, он подробно объяснил в своих «Воспоминаниях», которые посвятил ей и датой окончания которых поставил ее день рождения, а эпилог, дописанный за день до смерти, завершил словами «Мы вместе».

Книга «Воспоминаний» — наиболее зримое для внешнего мира проявление их союза. И в том, что физик стал еще и мемуаристом, больше других виновата его жена.

«По настоянию Люси»

«Летом 1978 года по настоянию Люси, при некотором сопротивлении с моей стороны, ею преодоленном, я начал писать первые наброски воспоминаний» — с этих слов начинается книга Сахарова.

Тот мир, который она принесла в приданое, был в большой мере литературным. Дружба с одноклассником Севой Багрицким, сыном известного поэта, привела ее в литературную среду. Поэзия была важной частью ее жизни, множество стихов она знала наизусть. Ее память сохранила и стихи, которые писал Сева — первая ее любовь. Сам он погиб на фронте в начале 1942 года, двадцатилетним. Спустя 20 лет бывшая невеста вместе с матерью Севы составила книжку из его стихов, писем и дневников⁷². Об этой маленькой книжке Сахаров сказал: «Это одно из главных дел Люсиной жизни».

Писала и она сама: статьи на общественно-медицинские темы, заметки о новых книгах. А проведя около года в Ираке на кампании прививок против оспы, написала большой очерк о своих впечатлениях, опубликованный в журнале «Нева» в 1961 году⁷³.

В первые же недели совместной жизни, осенью 1971-го, Люся познакомила Андрея с живой литературой — с Булатом Окуджавой, Александром Галичем, Давидом Самойловым. Стихи этих замечательных лириков хорошо знали физики, и не по книгам: «21 мая 1971 года, когда мы с ней еще были на «вы», она сделала мне царский подарок (ко дню рождения. — Г. Г.) — машинописный сборник песен Окуджавы, в самодельном зеленом переплете».

А осенью песни, которые гуляли по стране от магнитофона к магнитофону, сами авторы исполняли для Сахарова: «Я немного волновался, идя к поэту (Булату Окуджаве. — Г. Г.), образ которого окружен для меня неким романтическим ореолом. Но все обошлось. Возник даже некий душевный контакт — конечно, благодаря Люсе. <…> Мог ли я представить себе что-либо подобное еще за полгода до этого?». Вряд ли и Окуджава мог тогда представить, что через 20 лет в Центральном доме литераторов будет вручать премию имени А. Д. Сахарова «За гражданское мужество писателя».

В первые же недели совместной жизни физика и медика началось их литературное сотрудничество: «Письмо Верховному Совету о свободе выбора страны проживания [в сентябре 1971 года] печатала под мою диктовку Люся, в дальнейшем это стало традицией».

Через два года — в декабре 1973-го — Сахаров написал свою первую автобиографию не для отдела кадров, а как предисловие к сборнику его выступлений «Sakharov speaks», готовившемуся в США: «Люся правила текст и давала хорошие советы».

Приобщению Сахарова к писательству помогла их первая долгая — четырехмесячная — разлука осенью 1975 года. Она была в Италии, где ей в сентябре сделали глазную операцию, а 9 октября стало известно, что Сахаров награжден Нобелевской премией мира. Награда отметила «бесстрашную личную приверженность к отстаиванию фундаментальных принципов мира между людьми» и «убедительность, с которой Сахаров провозгласил, что нерушимые права человека дают единственный надежный фундамент для подлинного и устойчивого международного сотрудничества»⁷⁴.

Андрей Сахаров стал первым в истории русским лауреатом этой премии, а Елене Боннэр пришлось стать первой женщиной, представлявшей своего мужа на церемонии вручения Нобелевской премии, — его самого в Норвегию советские власти, разумеется, не пустили. В день вручения премии, 10 декабря 1975 года, Сахаров был в Вильнюсе, где шел суд над правозащитником Сергеем Ковалевым, которого обвиняли в клевете на Советское государство, а точнее — в издании «Хроники текущих событий». Вечером в доме одного из знакомых подсудимого Сахаров слушал радиотрансляцию нобелевской церемонии из Осло:

«Я слышу звук Люсиных шагов — она поднимается по ступенькам. И вот она начинает говорить. Смысл слов я понимаю уже задним числом, через несколько минут. Сначала же я воспринимаю только тембр ее голоса, такого близкого и родного и одновременно как бы вознесенного в какой-то иной, торжественный и сияющий мир. Низкий, глубокий голос, какое-то мгновение звенящий от волнения!»