Андрей Сахаров

В те годы Сахаров не проявлял интереса к политике, выходящей за пределы его профессии. Сам истинный профессионал, он уважал других профессионалов. Как человек «абсолютной честности» (пользуясь его словарем), он скорее был готов предположить, что чего-то важного не знает во внешней политике, чем «профнепригодность» столь высокогосударственного деятеля, как Хрущев, или непригодность социальной системы его страны. Сахаров попытался спасти мораторий и заодно лицо страны силами своей профессии, с помощью незадолго до того предложенного «метода регистрируемых невзрывных цепных реакций»¹³⁷. Этот метод позволяет проверять «изделия» без полномасштабного ядерно-взрывного испытания. Сахаров убедил Курчатова в технической возможности этого пути, и тот полетел в Крым, где Хрущев проводил свой отпуск.

Лидер страны, однако, лучше знал, что возможно, а что нет, и отказался от рекомендаций физиков, всей душой преданных стране. Серия из двадцати испытательных взрывов прошла в октябре, и спустя несколько месяцев, выступая на съезде партии, Курчатов доложил, что они «показали высокую эффективность некоторых новых принципов, разработанных советскими учеными и инженерами. В результате Советская Армия получила еще более мощное, более совершенное, более надежное, более компактное и более дешевое атомное и водородное оружие».

Приведя эти слова в своих «Воспоминаниях», Сахаров с ними соглашается.

Вместе с тем оба преданных стране физика получили основание думать, что, быть может, и в самом деле руководитель страны лучше их знал, что надо делать, — после советского взрыва 3 ноября 1958-го почти три года на полигонах сверхдержав царила ядерная тишина (ее нарушило лишь первое французское испытание в 1960 году).

В неядерной политике, однако, эти три года были совсем не тихими. Неожиданно для обеих сверхдержав в начале 1959 года произошла революция на Кубе. Прокоммунистические слова и дела молодых бородатых революционеров вызывали резкую антипатию в США и, наоборот, горячие симпатии в СССР. Особенно после того, как революционеры разгромили — без посторонней помощи — тысячный отряд контрреволюционеров, обученных и вооруженных американцами.

Другое событие, о котором узнали все, произошло 1 мая 1960 года, в день, который в СССР по традиции отмечался как праздник мира и труда (хотя и назывался Днем международной солидарности трудящихся). В тот день над территорией СССР был сбит американский самолет-шпион U-2. Думая, что пилот погиб, американское правительство пыталось вначале отрицать разведывательный характер полета. Однако пилот Фрэнсис Пауэрс был захвачен живым и предъявлен публике вместе с его шпионским снаряжением. Этот международный скандал привел к срыву намеченной на 16 мая встречи глав четырех ядерных держав.

На таком советско-американском фоне, после двух с половиной лет ядерного моратория, Хрущев решил его отменить. О своем неожиданном решении он сообщил ученым-ядерщикам на специально созванном совещании в Кремле в июле 1961 года. Причинами он назвал изменение международной обстановки и то, что по числу испытаний СССР существенно отставал от США. Соотношение на тот момент действительно было 83:194, но оно не изменилось с начала моратория.

Сахаров считал, что возобновление испытаний не было нужно технически, поскольку не было разработок, нуждающихся в проверке, и сказал об этом в своем выступлении. Поскольку никакой реакции на это его заявление не последовало, он, сев на место, написал записку Хрущеву, в которой развил свою аргументацию. Хрущев ответил на записку чуть позже, за обедом, устроенным для участников совещания. По воспоминаниям Сахарова, глава государства разгорячился, раскричался, что Сахаров лезет не в свое дело, ничего не понимая в политике, что у него много иллюзий. И пообещал взять его с собой, когда следующий раз он поедет на переговоры с капиталистами: «Пусть своими глазами посмотрит на них и на мир, может, он тогда поймет кое-что».

Никто из присутствовавших Сахарова не поддержал.

Через несколько недель, во время доклада правительству о подготовке к испытаниям, Хрущев спросил, понял ли Сахаров свою ошибку, и услышал непривычный ответ: «Моя точка зрения осталась прежней. Я работаю, выполняю приказ».

Как это понимать? Что он готов выполнить любой приказ партии? Или что он не узнал никаких опровергающих доводов, но допускает, что они у Хрущева есть и просто не могут быть ему изложены? Он ведь и в самом деле никогда не участвовал в переговорах с капиталистами и не знал, какие аргументы для тех весомы.

Тогда Сахаров доверял руководителю страны. Доверие это питалось не только неблаговидными действиями американцев и тем, что в 1958 году Хрущев оказался прав — советские осенние испытания не помешали установлению моратория. Важнейшим источником доверия была десталинизация, главным гарантом которой был лично Хрущев — при молчаливом сопротивлении большей части номенклатуры.