Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Когда Елена Георгиевна приезжала из Горького, мы всегда приходили — узнать, как Андрей Дмитриевич, как дела. В мае 1984 года ей запретили приезжать из Горького (она была под следствием, потом под судом, и ее приговорили к ссылке в Горький), в московскую квартиру запрещено было приходить, квартира стояла пустая. Когда в конце 1985 года ей разрешили приехать, чтобы отправиться на лечение в США, в квартире нужно было убраться. Я тогда в молодых числилась, в смысле уборки мне было легче, и кто-то попросил нас с Бэлой Коваль привести квартиру в порядок. Ключи были, кажется, у Гали Евтушенко. Если не ошибаюсь, у кого-то типа КГБ надо было получить разрешение на вход в квартиру, но не помню, кто это делал. Может быть, именно Галя Евтушенко, у нее вообще была генеральная доверенность от Елены Георгиевны.

Е. Шиханович и Е. Г. Боннэр, временно отпущенная из ссылки для лечения. Квартира на Чкалова, 28.11.85.

В первый вечер, когда приехала Елена Георгиевна, мы были сначала у нее дома (моя мама[347], Бэла Коваль и я), а потом Борис Биргер повез нас на машине — тут близко — на Котельническую набережную к Гале Евтушенко. Я думаю, Елена Георгиевна там осталась ночевать — в квартире на Чкалова всё-таки было не очень удобно оставаться.

Я помню, Елена Георгиевна с возмущением, переходящим в недоумение, говорит Гале, что посылала ей телеграмму, в которой сообщала что-то важное об их жизни в Горьком, а Галя отвечает, что телеграмма пришла с другим текстом, измененная. Я была с фотоаппаратом, и есть фотография — изумленная Елена Георгиевна смотрит на Галю. Тогда Елена Георгиевна начала понимать, насколько в Москве не знали о том, что с ними происходило в Горьком.

Бэла Коваль и Володя Долгий, слушая Е. Г. Боннэр. Квартира на Чкалова, 28.11.85.

Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна оказались в Горьком в январе 1980 года, отца посадили в ноябре 1983. Отца посадили раньше, чем Елену Георгиевну заперли в Горьком. Последний раз с Еленой Георгиевной он виделся незадолго до своего ареста, может быть даже накануне, когда принес продукты к Елене Георгиевне для празднования дня рождения Лизы — Елена Георгиевна потом вспоминала, что он всегда настаивал на том, что праздники, дни рождения всегда нужно отмечать — как бы плохо ни было.

Когда Сахарова и Боннэр отпустили из Горького, мы с мамой пришли повидать их на следующий день после приезда. В тот вечер было много людей, в том числе был Дима Сахаров, были корреспонденты, которые все время фотографировали. Мне было поэтому неудобно тоже снимать, да и жалко Елену Георгиевну и Андрея Дмитриевича из-за бесконечных вспышек, но несколько снимков я все же сделала. Теперь жалею, что так мало.

Лена Копелева и Слава Грабарь. Проводы Е. Г. Боннэр на лечение, 30.11.85

В конце января 1987 года удалось приехать на несколько дней из Америки Алеше Семенову в составе какой-то делегации в качестве переводчика. В один из дней Елена Георгиевна собрала друзей, которые хотели повидаться с Алешей. Мы с мамой тоже были, очень интересно было слушать Алешины рассказы об Америке. С того вечера у меня тоже есть несколько фотографий.

Отец ещё сидел: они вернулись 23 декабря, а отец — 6 февраля. Это было абсолютно неожиданно, он приехал с первой партией освобожденных, потом какое-то время почти каждый день кто-то возвращался. Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич, конечно, за этим следили, очень радовались каждому новому освободившемуся человеку. Они вели какие-то списки — кто уже вернулся, а кто еще сидит.

Когда отец вернулся, мы тоже сразу пошли к ним. Когда начали выходить зеки, у Сахарова началась такая сумасшедшая жизнь, что отец старался лишний раз не приходить — понимал, что очень много посетителей.

Юрий Айхенвальд и Андрей Малишевский. Проводы Е. Г. Боннэр на лечение, 30.11.85.

Когда в июне 1989 года Сахарову устроили обструкцию на съезде, я, как и все вокруг, ужасно переживала, мне казалось, Андрею Дмитриевичу очень плохо, и я буквально заставила отца позвонить ему. Отец говорил: «Нет, у них съезд идет, он устал, ему некогда». Я возражала: «У них завтра выходной, можешь звонить». Когда он позвонил, трубку взяла Елена Георгиевна, и выяснилось, что всё с Андреем Дмитриевичем в порядке. Мы тогда к ним зашли и видели, что он абсолютно спокоен.

Комиссия по сохранению наследия Сахарова сначала создала архив и, позже, музей имени Сахарова. Когда было решено создать архив, Елена Георгиевна предложила Бэле Хасановне и мне тут работать. Мы начали работать осенью 1993 года. Значит, предложила Елена Георгиевна, наверное, летом 1993 года.